В 1983 году в Академии наук СССР было создано Отделение информатики, вычислительной техники и автоматизации (ОИВТА). Инициатором организации нового отделения и его первым академиком-секретарем был академик Велихов, в те годы вице-президент АН СССР. В беседе с нами Евгений Павлович поделился своими воспоминаниями о создании отделения и перипетиях борьбы за развертывание советской индустрии персональных компьютеров.

В Академии все были против создания отделения. Математики считали, что СССР всегда будет ведущим в области программного обеспечения, поскольку у нас самые лучшие программисты-математики, и что нет никакой необходимости в специальном отделении по информатике. Мы с вами знаем, чем это кончилось, — ни одной программы приличной на рынок не поставили, и до сих пор индустрия ПО так и не создана. Физики уверяли, что все остальное, то есть аппаратное обеспечение, — это их дело. Задачи управления военными и промышленными объектами были в ведении Отделения механики и процессов управления. Так что, мол, никакой необходимости в специальном отделении информатики нет. С этими тремя китами было трудно договориться, но постепенно пришло осознание того факта, что Академия наук без информатики невозможна.

В 1982 году в стране сменилась власть, умер Брежнев, и генеральным секретарем ЦК КПСС стал Андропов. Разговор с ним у меня состоялся еще до смерти Брежнева, когда Андропов занял место Суслова. Я старался объяснить ему ситуацию — в области информатики и компьютеризации весь мир стремительно уходит вперед. Тогда он и министр обороны Устинов поддержали принятие постановления правительства по созданию Отделения информатики и вычислительной техники. В этот момент были сформулированы основные идеи постановления и заложены те академические институты, которые затем были созданы в отделении.

Но беда была в том, что резко против постановления выступил Председатель Совмина Тихонов. У Андропова с Тихоновым были трудные взаимоотношения. Потом на него навалилась должность генсека, потом болезнь. Постановление о создании ОИВТА приходилось буквально проталкивать. Но в конце концов решение было принято.

Не все, что задумывалось, удалось реализовать. Немножко опоздали. Хороший институт создали в Переславле-Залесском (Институт программных систем). Кое-что, но не совсем то, что хотели, организовали в Ярославле (Институт микроэлектроники и информатики). Там раскручивался академический центр. В отделение перешла часть коллектива ИНЭУМ во главе с директором Наумовым. Он стал руководителем Института проблем информатики. Пригласили Валиева, который возглавил Физико-технологический институт. В Черноголовке был создан Институт проблем микроэлектронных технологий. В состав отделения вошли ИПМ и ВЦ Академии наук. Несколько позже, уже при Горбачеве, было организовано пять центров микроэлектроники в Москве, Петербурге, Вильнюсе и Новосибирске. Развертывание одного из этих центров планировалось в МГУ, но тогдашний ректор Логунов так его и не осуществил.

В то время, когда задумывалось отделение, в мире появились первые персональные компьютеры. Когда я пытался объяснить эту концепцию в Министерстве радиопромышленности, ответ был такой: никаких персональных компьютеров не существует и существовать не будет. Персональный автомобиль — не наш образ жизни, а о персональном компьютере вообще нечего говорить. Есть удаленный терминал, есть time sharing. И это была точка зрения не только чиновников, но и большинства ученых, даже в мире.

Самый критический момент наступил, когда появились IBM PC. Я привез первый такой компьютер. Кстати, первым, кому я показал его, был Горбачев, в те годы первый секретарь по сельскому хозяйству. Курчатовский институт вышел на него с идеей обрабатывать плуг разными ионами, лазерами, чтобы увеличить время эксплуатации.

Сначала было неприятие персональных компьютеров, затем стали предприниматься попытки создать собственные ПК. Готовился пленум по научно-техническому прогрессу. Я показывал персональный компьютер в Госплане, Маслюкову, который был начальником научно-технического управления в Минобороны, Тихонову. В конце концов сопротивление удалось сломить. Примерно в 1981 году появилась идея начать изготавливать персональные компьютеры вместе с фирмой Olivetti. Речь шла о вертикальной интеграции — начать со сборки и двигаться вглубь. Это уже был шаг вперед. Но в конце концов дело все равно завалили.

Мы постоянно писали статьи, пытались объяснить, что если у социализма есть какой-то шанс уцелеть, мы должны немедленно взяться за информатизацию. Но понимание приходило с трудом.

К этому времени сложилась довольно приличная группа в Вычислительном центре АН СССР — Виктор Брябрин, Антон Чижов, Евгений Веселов и другие. Это были ребята, которые воспринимали новое, но их не поддерживали. Тогда появилось несколько публикаций о том, что при организации производства ПК необходима вертикальная интеграция. Через несколько лет это было реализовано в Корее, на Тайване. У нас был огромный потенциал, но убедить руководство страны оказалось невозможно.

В это же время начался некоторый ажиотаж в школьном образовании. Мы решили, что надо начинать с ребят. Школам нужны были компьютеры. Министр образования заявил, что ему необходима тысяча компьютеров. Встал вопрос — как это сделать. В МГУ, в Институте физики плазмы, была группа, которая разработала неплохой персональный компьютер для школы — «Корвет» — на 86-м процессоре. Его производство начали в Баку.

Я пытался убедить Гришина, что нужно создавать производство в Москве, и вообще переводить Москву на high-tech. Но он отказался, особенно когда узнал, что на таком производстве рабочих почти не будет. А Москве нужен рабочий класс, Москва — это рабочий город. В конце концов руководство Минрадиопрома, Тихонов и Маслюков приняли решение создать суперпроизводство ПК в Кишиневе. Там был запланирован полный цикл, все от начала до конца, и точное воспроизведение IBM PC. Однако успели только вырубить виноградники, больше ничего не было сделано. А деньги затратили совершенно ошеломительные, начали закупку оборудования. На самом деле была реальная возможность собирать свои персональные компьютеры — если бы на те средства, которое вложили в кишиневскую авантюру, просто купили комплектующие и запустили полное производство по корейской схеме.

Руководство МЭП выбрало для копирования архитектуру PDP-11 и тянуло это дело чуть ли не до перестройки. Но к этому времени весь мир был уже завален персоналками. Время ушло.

В академии наконец поняли, что война за индустрию персональных компьютеров проиграна — и в мировом, и во внутреннем масштабе. Правда, персоналки были лишь одним из направлений деятельности ОИВТА. Хотя это была в те времена самая острая проблема, поскольку именно эта отрасль устроила настоящую революцию. В академии тогда думали и о новых технологиях в микроэлектронике, и о суперкомпьютерах.

Одно время активно развивали интерфейсную систему КАМАК. Занимались проблемой стандартизации шин. Мы с самого начала выбрали VME. Пробить его было невероятно сложно. ИРЭ стоял за Multibus. Но в академии отстояли VME, и это был первый существенный шаг нового отделения.

После 1985 года началась программа «Красный Крей» — создание суперЭВМ «Электроника ССБИС» под руководством Мельникова. Система появилась, но поздновато. Было вложено много сил, но все погибло, когда уже имелись образцы. Параллельно развивался «Эльбрус». И хотя в определенной степени академическим делом был «Красный Крей», а «Эльбрус» продвигал Минрадиопром, мы чем могли помогали разработчикам «Эльбрусов» — Бурцеву, а затем Бабаяну.

С такими большими трудностями академия начала играть определенную роль в деле компьютеризации страны. В это время налоги на комплектующие были подняты, а налоги на ПК опущены, закончилась холодная война, и западные машины хлынули сюда бурным потоком. Академия наук взялась за следующий шаг — Unix-станции. Но это уже другая история.