Введение
   Изучением ритмов активности и пассивности, протекающих в нашем организме, занимается особая наука — биоритмология. Согласно этой 
науке, большинство процессов, происходящих в организме, синхронизированы с периодическими солнечно-лунно-земными, а также космическими 
влияниями. И это неудивительно, ведь любая живая система, в том числе и человек, находится в состоянии обмена информацией, энергией и 
веществом с окружающей средой. Если этот обмен (на любом уровне — информационном, энергетическом, материальном) нарушается, то это 
отрицательно сказывается на развитии и жизнедеятельности организма.
Иерархия управления в организме
   Тело человека состоит из клеток, соединяющих их тканей и систем: все это в целом представляет собой единую сверхсистему организма. 
Мириады клеточных элементов не смогли бы работать как единое целое, если бы в организме не существовал сложный механизм регуляции. Особую 
роль в регуляции играет нервная система и система эндокринных желез. Однако в сложном механизме регуляции есть несколько уровней, первым из 
которых является клеточный.
   В каждой клетке тела заключена генетическая информация, достаточная для того, чтобы был воспроизведен весь организм. Эта информация 
записана в структуре дезоксирибонуклеиновой кислоты (ДНК) и заключена в генах, расположенных в ядре. Клетка имеет свои внутриклеточные 
регуляторы, причем их структура одинакова и у микробов, и в клетках высших организмов. Одна группа этих регуляторов построена из продуктов 
обмена глюкозы (циклически нуклеотиды), главным представителем которых является циклический аденозимонофосфат (или цАМФ); вторая — из 
продуктов обмена жирных кислот (простагландины). Из энергетических субстратов создается система регуляции для использования этих субстратов.
   Оболочка клетки — мембрана — играет большую роль, она является своего рода антенной или рецептором, настроенным на восприятие одних 
сигналов и нечувствительным к другим. В соответствии с сигналами, поступающими с рецепторов мембраны, клетка меняет свою активность, 
скорость процесса деления и т. д. Благодаря мембране клетка отвечает только на нужный ей сигнал или согласовывает первый уровень регуляции, 
внутриклеточный, с требованиями, предъявляемыми клетке организмом.
   Второй уровень регуляции — надклеточный — создается гормонами. Гормоны — специальные вещества, вырабатывающиеся главным 
образом в эндокринных железах; поступают через кровь, они оказывают влияние на деятельность чувствительных к ним клеток.
   Если вспомнить, что первичная жизнь зародилась в водной среде, то не может не восхитить, что состав и концентрация солей (ионов), 
омывающих клетку, практически точно соответствует солевой воде мирового океана в докембрийскром периоде, когда в процессе эволюции 
создавалась структура современной клетки. В течение миллионов лет состав клетки остается постоянным, несмотря на столь сложные их 
преобразования в специализированные ткани и органы в ходе дальнейшей эволюции живой природы. Даже механизм смерти как бы обходит 
стороной определенные показатели внутренней среды (например, концентрацию кальция и фосфора в крови), одинаково важные и для одиночной 
клетки и Мирового океана, и для нервной клетки головного мозга человека. Эти свойства охраняются, вероятно, столь стойко ради сохранения самой 
жизни.
   Неслучайно высокоспециализированных живых системах, включая человека, функционирует особая эндокринная железа, обедняющая 
деятельность ряда эндокринных желез — пульт управления и координации. У человека — гипофиз, расположенный в хорошо защищенном косными 
образованьями «турецком седле».
   Каждой периферической эндокринной железе соответствует в гипофизе специальный гормон — регулятор. Это создает ряд отдельных систем, 
между которыми осуществляется взаимодействие. Гипофиз представляет, таким образом, третий уровень регуляции у высших организмов. Но 
гипофиз может получать сигналы, оповещающие о том, что происходит в теле, но он не имеет прямой связи с внешней средой. Между тем для того, 
чтобы факторы внешней среды постоянно не нарушали жизнедеятельность организма, должно осуществляется приспособление тела к меняющимся 
внешним условиям.
   О внешних воздействиях организм узнает через органы чувств, которые передают полученную информацию в центральную нервную систему. В 
организме существуют устройство — регулятор, передающий данную информацию непосредственно в рабочие органы и соответствующие клетки 
разных тканей — гипоталамус. Гипоталамус выполняет множество функций. 
   Во-первых, связь с нервной системой, так как гипоталамус — это типичная нервная ткань, состоящая из нейронов, связанная со всеми 
отделами нервной системы. 
   Во-вторых, гипоталамус регулирует гипофиз, так как является эндокринной железой. Таким образом, с помощью гипоталамуса осуществляется 
взаимосвязь между внешним миром и внутренней средой. Благодаря своему необычному устройству гипоталамус преобразовывает 
быстродействующие сигналы из нервной системы в медленнотекущие, специализированные реакции эндокринной системы. Гипоталамус — 
четвертый уровень регуляции в организме.
   Пятый уровень регуляции — центральная нервная система, включающая и кору головного мозга. Наконец, особая эндокринная железа, также 
находящаяся в мозге, — эпофиз — оказывает регулирующие влияние на гипоталамус, в частности изменяет его чувствительность к действию 
гормонов. 
   И все же именно гипоталамус, а не другие отделы нервной системы, является центральным регулятором внутренней среды организма. Чем 
обусловлено такое значение гипоталамуса? В первую очередь тем, что гипоталамус — главный регулятор вегетативных (протекающих 
подсознательно) функций.
   Нервная система может вмешаться в течение автоматического осуществления некоторых функций, если возникнет необходимость 
приспособить деятельность организма к требованиям, предъявляемым внешней средой, но не контролирует эту деятельность без необходимости. 
Поэтому гипоталамус во многом функционирует автоматически, без надзора со стороны центральной нервной системы, повинуясь собственному 
ритму и сигналам, поступающим из тела. Гипоталамус регулирует и такие функции как репродукция, рост тела (гормон роста), деятельность 
щитовидной железы (тиреотропный гормон), коры надпочечников (кортикотроин), функцию молочной железы (лактогенный гормон, или гормон, 
стимулирующий секцию молока).
   В гипоталамусе и прилегающих к нему отделах мозга находится центр сна, а также центр, контролирующий эмоции. В гипоталамусе находятся 
центры аппетита и центр теплопродукции и теплорегуляции.
   В гипоталамусе имеются структуры, связанные с регуляцией удовольствия или наслаждения. Многие из этих центров функционируют 
взаимосвязано, например, отделы гипоталамуса, контролирующие аппетит, эмоции и энергетический обмен.
   В гипоталамусе имеются специальные структуры, или центры, с которыми связана регуляция сердечной деятельности, тонуса сосудов, 
иммунитета, водного и солевого балансов, функции желудочно-кишечного тракта, мочеотделения и т. д.
   Более того, в гипоталамусе есть отделы, имеющие прямое отношение к вегетативной нервной системе в целом. Вегетативная нервная система 
регулирует деятельность внутренних органов, а именно, контролирует повторяющиеся, автоматические процессы в теле. Сама вегетативная 
система состоит из 2 частей: симпатической и парасимпатической, которые оказывают на ткани и органы противоположные влияния. По существу, 
нет ни одной функции в сложной интеграции организма, которая не требовала бы участия гипоталамуса. В целом же все его функции можно 
разделить на 2 группы.
   Во-первых, гипоталамус приспосабливает деятельность организмов к условиям среды, защищает организм от повреждающих влияний внешней 
среды, т. е. противодействует факторам, могущим привести к смерти организма.
   Во-вторых, гипоталамус — это высший орган постоянства внутренней среды. Вместе с регулируемыми органами гипоталамус работает как 
своеобразная замкнутая система, обеспечивая постоянство внутренней среды в соответствии с информацией, получаемой из внутреннего мира 
организма. Гипоталамус тщательно контролирует постоянные, регулярные процессы, которые должны протекать циклически, независимо от 
внешнего мира. Но он также приспосабливает организм к давлению окружающей среды.
   Более того, гипоталамические и гипофизарные процессы влияют на состояние не только тела, но и мозга и, можно сказать, на состояние духа. 
Те же самые гормоны, которые контролируют секрецию молока (лактогенный гормон), коры надпочечников (кортикотропин) и мобилизацию жира 
(липотропин), подвергаются в мозге биологическим превращениям. В результате от этих гормонов отсоединяются более простые по строению 
вещества, которые воздействуют на процесс запоминания и обучения, эмоциональную окраску событий, восприятие боли — т. е. на выработку 
мозгом многих решений. Таким образом, как бы материализуется пословица: “В здоровом теле — здоровый дух”.
   Системы гипоталамуса, которые поддерживают постоянство внутренней среды, строго регулируются в соответствии с механизмами 
отрицательной связи. Они обеспечивают выполнение закона постоянства внутренней среды организма. Стабильность не следует понимать как нечто 
неподвижное застывшее. Само поддержание стабильности может быть связано с активной работой каждой системы в отдельности и всего 
организма в целом, а это означает, что стабильность — это усредненные колебания каждого явления, т. е. динамическое равновесие, достигаемое 
при правильной деятельности гомеостатических систем. Вместе с тем, если стабильность — это необходимое условие существования организма, то 
любое стойкое нарушение следует определять как болезнь.
   Дать определение слову «болезнь» трудно. Применительно к патологическим процессам, связанным с нарушением постоянства внутренней 
среды и регуляции в целом, болезнью, по определению, т. е. в строго теоретическом смысле, можно считать состояние стойкого или интенсивного 
отклонения от стабильности. Иными словами, любое стойкое нарушение гомеостаза является болезнью, ибо болезнью закономерно обозначают 
любой патофизиологический процесс, увеличивающий вероятность смерти. В правильности данного определения можно убедиться, узнав о роли 
стресса в возникновении так называемых болезней адаптации.
Стресс и болезни
   В организме в ответ на каждое изменение условий, требующее повышение работоспособности, возникает серия стереотипных 
приспособительных реакций, направленных на обеспечение его защиты. Совокупность этих защитных реакций известный физиолог Ганс Селье 
определил как адаптационный (приспособительный) синдром, или стресс.
   Повышение или понижение температуры окружающей среды, голод или жажда, эмоциональное напряжение или обездвиживание — все это 
вызывает ряд изменений в организме, которые объединяются в понятие “стрессорная реакция”. Организм в этих случаях как бы не интересуется 
деталями, тем, что составляет особенность каждого из стрессоров, а реагирует в целом на повреждающий фактор.
   Стрессорная реакция выгодна для организма тем, что она стереотипна: организм имеет возможность сразу преступить к защите, используя для 
этого одну закрепленную реакцию в ответ на все многообразие чрезвычайных раздражителей. Реакция адаптации, или стресса, включается всегда 
автоматически, без участия сознания, а лишь под влиянием безусловных рефлексов — боли или изменения состава внутренней среды. 
Искусственное нарушение системы адаптации влечет за собой серьезные последствия. Но и в естественных условиях организм нередко дорого 
платит за свою способность защищаться путем приспособления. Большая группа болезней адаптации возникает именно в условиях стресса.
   Рассмотрим классический пример стрессовой ситуации: встреча собаки и кошки. Органы чувств на расстоянии дают сигнал в центральную 
нервную систему о том, что противник близко. Ситуация оценивается корой головного мозга, но сама оценка эмоциональна. Именно эмоция 
является сильнейшим мобилизующим фактором. Регуляция эмоций в значительной мере сосредоточена в гипоталамусе. Он посылает сигналы 
вегетативной нервной системе. Сигнал быстро поступает в надпочечники, и они выбрасывают свой гормон — адреналин. Выброс адреналина в 
кровь способствует расширению сосудов головного мозга, сердца, легких и, напротив, сужению сосудов кожи и внутренних органов, вследствие чего 
происходит перераспределение объема крови, выгодное для борьбы. Усиливается деятельность сердца, увеличивается артериальное давление.
   Вся эта деятельность нуждается в обеспечении энергией, и адреналин мобилизует источники энергии — жировые депо (жирные кислоты) и из 
печени — глюкозу. Усиливается питание мышечной ткани и мозга. Все это способствует повышению температуры и создает оптимальные условия 
для протекания химических реакций. Адреналин резко повышает способность сердца усваивать кислород. Для человека эта защитная мера может 
стать крайне опасной. Слишком интенсивное поглощение кислорода из крови при отрицательных эмоциях временно может создать кислородное 
голодание, что иногда приводит к недостаточности в работе сердца и даже к инфаркту миокарда. Но при нормальном течении стрессорной реакции 
адреналин, быстро разрушаясь, успевает дать стимул для антистессорной защиты.
   В гипоталамусе к этому времени происходит изменение в концентрации посредников — нейромедиаторов. Они активизируют выделение в 
кровь из гипофиза кортикотропина, гормона роста и пролактина. Эти гормоны мобилизуют жирные кислоты из жировых депо. Это необходимо, так как 
длительное использование адреналина энергетически невыгодно: адреналин вызывает вегетативную бурю. Кроме того, жирные кислоты 
обеспечивают сердцу в 6 раз больше энергии, чем глюкоза.
   Кортикотропин (гормон гипофиза) ведает деятельностью коры надпочечников и усиливает антистрессорную защиту. Кора надпочечников всегда 
включается, когда необходима защита. Сначала мозговым слоем коры надпочечников вырабатывается адреналин. Затем под влиянием 
кортикотропина выделяется группа гормонов, главным из которых является кортизол. Кортизол обладает сходными с адреналином свойствами, но 
время действия кортизола значительно больше. Кортизол препятствует усвоению глюкозы в мышечной ткани и активизирует процесс превращения 
белка в глюкозу. Однако при выделении большого количества кортизола вследствие очень сильного эмоционального воздействия у человека может 
даже развиться временный сахарный диабет из-за неспособности быстро усваивать вновь образуемый сахар. Если у того или иного индивидуума 
имеются к тому же определенные предпосылки, то длительный стресс может привести и к стойкому диабету.
   Белки являются структурными и функциональными элементами клеток. Поэтому перевод белков в сахар очень невыгоден для организма. Белки 
берутся из тех тканей, которые быстро обновляются в организме и не несут определенной структурной функции. Такой тканью является лимфоциты, 
рассредоточенные в лимфатических железах, селезенке, костном мозге и химусе — главном органе клеточного иммунитета. Неслучайно, что после 
сильного и длительного волнения легко заболеть простудным, вирусным заболеванием. Связь между волнением и инфекцией порождена 
использованием лимфоцитов для обеспечения энергетических потребностей в период стресса.
   В разгар стресса все возможные последствия в расчет не принимаются, напротив, обеспечение энергией становится главной задачей. Еще 
более суживается просвет сосудов внутренних органов, усиливается работа сердца, повышается давление крови в системе, ускоряется ток крови. 
Поэтому длительные отрицательные эмоции опасны для гипертоника. Стрессы способствуют возникновению гипертонической болезни.
   Все гормоны повышают свертываемость крови, что позволяет избежать сильных кровотечений. Но этот защитный механизм может явиться 
причиной возникновения тромбоза сосудов и инфаркта миокарда у человека под влиянием эмоционального возбуждения. В процессе борьбы все, 
что мешает, должно быть заторможено. Поэтому кортизол подавляет не только иммунные реакции, но и воспаление, тем самым, уменьшая величину 
повреждений при травме. Но если повреждение тканей велико, то часть белков из травмированной ткани, попадая в общий кроваток, достигает 
иммунной системы и, действуя на нее подобно «чужим» белкам, производит иммунизацию организма против собственных тканей. Антитела, проникая 
в ткани, могут вызвать повреждение. Это грозит животному болезнями и даже смертью после окончания борьбы от аутоиммунных заболеваний.
   Кортизол, кортикотропин и пролактин тормозят активность полового центра и центра аппетита гипоталамуса, что целесообразно во время 
борьбы. После окончания борьбы с ее высоким расходом энергии начинается фаза восстановления. Расширяются кожные сосуды, увеличивается 
потоотделение. Это охраняет от чрезмерного перегревания, возможного вследствие интенсивного сгорания жирных кислот и глюкозы в ходе 
борьбы. Избыток жирных кислот служит в период восстановления сырьем для синтеза холестерина, который необходим для ремонта поврежденных 
тканей с помощью деления клеток (каркас мембраны содержит много холестерина).
   Все эти изменения происходят при каждом эмоциональном стрессе. Поэтому частые или длительные волнения, создавая ложную ситуацию 
защиты, формируют типичную болезнь старения — атеросклероз. Затем срабатывает особый антидиуретический гормон — вазопрессин, который 
задерживает выделение воды почками и помогает восстановлению потерянной крови. Усиливается функция щитовидной железы. Затухает 
выделение кортизола, что способствует восстановлению синтеза белка. Так, последовательно, этап за этапом регулируется механизм защиты и 
восстановление потерь.
   Нарушение равновесия при стрессе возможно благодаря повышению гипоталамического порога. При его отсутствии стрессорная 
приспособительная реакция была бы кратковременной. Высшие организмы наделены высокой способностью защиты от стрессоров, что 
обусловлено появлением в процессе эволюции сложных гомеостатических систем. Создать необходимые отклонения для защиты возможно только 
за счет нарушения гомеостаза. Тем самым, защищаясь от внешних причин смерти, организм делает это ценой болезней адаптации.
   После эмоционального напряжения наступает апатия — признак истощения запасов нейромедиаторов, необходимости покоя для 
восстановления. Стрессовая ситуация забывается организмом, если во время стресса не произошло серьезных нарушений в организме.
Внутриклеточные биоритмы
   Ввиду того что каждая клетка представляет собой самостоятельную функциональную единицу логично начать рассмотрение биоритмов с 
клеточного уровня. Содержимым клетки является протоплазма, в которой постоянно идут два противоположных процесса: анаболизма и 
катаболизма.
   Анаболизм — это биологический процесс, при котором простые вещества соединяются между собой, что приводит к построению новой 
протоплазмы, росту и накоплению энергии. Катаболизм — это противоположный анаболизму процесс расщепления сложных веществ на более 
простые, при этом ранее накопленная энергия освобождается и производится внешняя или внутренняя работа.
   Таким образом, анаболические процессы ведут к наращиванию протоплазмы, а катаболические — к уменьшению и ее деструктуризации. Но эти 
два процесса, сочетаясь, взаимно усиливают друг друга. Так, процессы распада клеточных структур стимулируют их последующий синтез, а чем 
больше сложных структур накапливается в протоплазме, тем активнее может идти последующее расщепление с высвобождением большого 
количества энергии. В этом случае наблюдается максимальная жизнедеятельность клетки, а, следовательно, всего организма в целом.
   Руководят этим ритмом свет и температура. Чем сильнее эти два фактора, тем выраженнее циклоз (перемешивание протоплазмы) и активнее 
ферменты. К тому же с 3 до 15 часов происходит сдвиг внутренней среды организма в кислую сторону. Умеренная физическая нагрузка 
дополнительно способствует сдвигу КЩР (кислотно-щелочного равновесия) в сторону закисления. Таким образом, светлое время суток способствует 
активизации катаболических процессов в каждой клетке организма.
   С уменьшением освещения и понижением температуры уменьшается и физическая активность. Все это вместе вызывает загустение 
протоплазмы клеток, уменьшение в них циклоза. В итоге клетки переходят в неактивное состояние. Теперь в них реализуется программа 
восстановления, накопления, чему способствует также сдвиг с 15 до 3 часов КЩР в щелочную сторону. Таким образом, главным водителем и 
синхронизатором внутриклеточных биоритмов является смена дня и ночи.
   Угнетают биоритм клеток несколько факторов:
1.   Элементарное несоблюдение ритма бодрствования и сна. Днем спать, ночью работать. Надо обязательно отказаться от ночных смен и от 
противоестественного образа жизни.
2.   Организм имеет свой собственный электрический заряд. Ввиду того что поверхность Земли и околоземные слои атмосферы имеют 
отрицательный заряд, ноги заряжаются отрицательно. Голова за счет дыхания положительно заряженным воздухом и контакта с ним 
приобретает положительный заряд. Но средний заряд туловища должен быть нейтральным, а с ним и общий заряд тела человека при разности 
потенциалов между ступнями ног и макушкой головы достигает в среднем 210 – 230 вольт. Эти показатели являются важнейшими при 
нормальной жизнедеятельности организма, что влияет на внутреннюю среду и биотоки.
Так как современный человек изолирован от Земли (обувь на электроизоляционной подошве, синтетическая одежда, искусственные половые 
покрытия, мебель из пластика и т. д.), подпитка организма отрицательными зарядами через ноги сильно затрудняется. В результате организм 
приобретает избыточный положительный заряд, который смещает внутреннюю среду в кислую сторону, и ориентирует макромолекулы 
организма в пространстве в неблагоприятную для их функционирования сторону.
Суточные биоритмы
Поддержание синхронности с вращением Земли
   Каждый организм, существующий на Земле, является своеобразными часами. Все организмы — плоды эволюции. На протяжении трех 
миллиардов лет жизнь на Земле развивалась и приспосабливалась, непрерывно и бесконечно передавая информацию от клетки к клетке, из 
поколения в поколение. Все живые организмы несут в себе все изменения, накопленные в этом долгом процессе развития, поэтому мы так хорошо 
приспособлены к неустанному вращению нашей планеты.
   Физиологическое время, так же как и местное время на вращающейся планете, имеет циклический характер. Для любых часов, внешних или 
внутренних, подстройка (сдвиг) на один или нескольких полных циклов не дает заметного эффекта. Однако сдвиг биологических часов на часть цикла 
приводит к ощутимым физиологическим последствиям, как показывает феномен перепада времени при трансмеридианных перелетах. Такое 
смещение внутри цикла называется сдвигом фазы, то есть положения повторяющегося процесса в его собственном цикле (например, фазы Луны).
   Помимо эффекта перепада времени, открытого лишь недавно в связи с трансмередианными перелетами, существует постоянная 
необходимость подстраивать фазу биологических часов из-за небольшого расхождения между собственным периодом этих часов и периодом 
вращения Земли. Несоответствие этих периодов на час или около того обычно для многих биологических видов, имеющих достаточно точные 
внутренние часы. У человека, например, период часов близок к 24 часам. Отклонение на час составляет всего 4 % суток. Очевидно, это вполне 
допустимо. Из-за близости периода к земным суткам биологические часы этого класса были названы циркадианными (от лат. Circa — около, 
приблизительно и dies — день, сутки).
   Час по сравнению с сутками кажется незначительным, но эффект разности периодов быстро накапливается. Но для живых организмов важна 
синхронность, поэтому, чтобы ее поддерживать, нужно постоянно вносить поправку. Если фазу убегающих или отстающих часов нельзя было 
сдвигать, то они должны были все время двигаться (для компенсации одного часа на экваторе нужна скорость 40 миль в час). Если часы были бы 
абсолютно точными и фаза неуправляемой, то их владелец был бы навсегда прикован к временной зоне своего рождения. Более того, эти 
идеальные биологические часы должны быть невосприимчивы к любому фактору, сдвигающему фазу, например, охлаждению.
   Не имея возможности подстраивать фазу своих 25-часовых внутренних часов, их владельцы, оставаясь на месте, будут смещаться во времени 
и утрачивать согласованность с окружающим 24-часовым миром. Если расхождение составляет ровно час в сутки, то согласованность будет 
восстанавливаться периодически, каждые 24 дня. Если улучшить соответствие собственного периода часов внешнему периоду, это не снимет 
проблемы, а лишь удлинит процесс утраты и приобретения синхронности. Следовательно, для того чтобы поддерживать синхронность наших 
внутренних часов с вращением Земли требуется нечто большее, чем просто близкое соответствие двух периодов: требуется сигнал, внешний такт, 
который бы ежедневно подстраивал фазу наших часов к местному времени.
   Сигнал времени должен быть строго связан с вращением планеты и ежедневно достаточно точно должен повторяться. Таким сигналом 
времени для большинства биологических видов является свет. Постоянное освещение с интенсивностью лунного света оказывается достаточным, 
чтобы остановить ход циркадианных часов у плодовой мушки и у грибов в лаборатории. У млекопитающих часы менее чувствительны, а у человека 
еще меньше, но и для него лучший способ узнать время — посмотреть на свет.
Врожденные биологические часы человека (25-часовой период)
   Что может быть привычнее смены дня и бодрствования, однообразнее череды наших дней и ночей? Одновременно с вращением Земли 
«ткань» нашего сознания совершает обороты от безотчетных фантазий сонного уединения до коллективных фантазий общественной жизни. Каждый, 
кто пытался вырваться из этого круговорота, знает, что такой порядок вовсе не навязан жестоко чередованием света и темноты, хотя и уклоняться 
от него долго не удается.
   Мерный ход геофизического маятника имеет свое подобие внутри каждого из нас и непросто в виде привычки подчиняться ритмам планеты — 
внутри нас идут подлинные физиологические часы, составляющие часть нашего наследственного багажа. В обычных условиях ход этих врожденных 
биологических часов полностью подчиняется грандиозным геофизическим часам, чей моделью они являются. Но все же внутренние часы «тикают» и 
оказывают свою важную роль в нашей повседневной жизни. Давайте же рассмотрим те редкие ситуации, когда удается расслышать независимое, 
самостоятельное биение биологических часов.
   В Баварии был произведен эксперимент в условиях изоляции от времени. В самом начале месячного эксперимента поведение испытуемого 
изучается при обычном 24-часовом режиме освещения: каждый раз вечером в 23 часа свет выключался, а утром в 7 включался в соответствии с 
распорядком, принятым «снаружи». Испытуемый не имеет возможности контролировать освещение, за исключением ночника, но настолько тусклого, 
что он в счет не идет. Регистрируемые показатели обнаружили ритмическое колебание с периодом 24 часа; цикл сон – бодрствование — один из 
многих, лишь наиболее бросающийся в глаза.
   Доверим теперь контроль освещения в изолированном помещении самому испытываемому. Обычно его (или ее) ритм температуры тела и 
чередование сна и бодрствования в таких условиях сохраняется, но начинается запаздывать ежедневно примерно на час. Сдвиг будет 24 часа 
каждые 25 внешних дней, то есть каждые 24 внутренних дня. Если газета продолжает поступать к испытуемому «раз в день», когда он спит, то 
примерно через 25 внешних дней настанет время, когда сегодняшняя газета придет в лабораторию раньше, чем живущему в изоляции от времени 
будет передана вчерашняя.
   Некоторые люди в ходе экспериментов переключаются на 25 часовой цикл, показывают удивительные результаты: человек в условиях 
изоляции от времени обычно уже через неделю переключаются с 25-часового периода (примерно 8 часов сна и 17 часов бодрствования) на 
периоды вдвое короче либо вдвое длиннее. В одном из первых экспериментов средняя продолжительность ночного сна без пробуждения 
составляла 19 часов. Подобная картина встревожила исследователей: столь долгий сон у здорового человека представлялся ненормальным. Но 
испытуемые сочли такие марафонские дистанции сна и бодрствования вполне удобными и даже не замечали, что сон порой длится всего 4 часа, а 
иной раз и 18 часов, а рабочий день мог продолжаться 30 часов без перерыва.
   Во время замысловатых сочетаний, интервалов активности-покоя ритм температуры тела строго выдерживает 25-часовой период. Юрген 
Ашофф, директор Института физиологии поведения имени Макса Планка в Андексе, первым описал этот внутренний температурный ритм, тем 
самым доказав строгую регулярность циркадианных биологических часов у человека даже в условиях, когда иные проявления жизнедеятельности 
этим часам не подчиняются. Ашофф обнаружил, что на протяжении особенно длинных циклов активности-покоя температура тела может 
подниматься и спадать дважды. При таких примерно 50-часовых «сутках» испытуемый по-прежнему к каждому завтраку получает очередную газету, 
сохраняет трехразовый режим питания (правда, за каждый раз съедает немного больше обычного, но постепенно несколько теряет в весе) и не 
замечает ничего особенного. Трудно описать удивление и недоверие испытуемого, когда после двух или трех недель изоляции, к нему входит 
исследователь и возвещает окончание условно месячного эксперимента. Убедить испытуемого может лишь пачка уже полученных (будущих) газет.
   Более продолжительные записи спонтанного чередования активности – покоя были получены в эксперименте с сусликами и хомячками, которых 
годами содержали в одиночном заключении, в изоляции от всех сигналов времени. У этих животных внутренние часы, по-видимому, более надежно 
синхронизируют сон и бодрствование, чем у человека. Тем не менее, и у них обнаружилось неуклонное изменение циркадианного периода, за 
несколько лет достигшее всего несколько минут. Некоторые намеки на такую закономерность получены и для человека. Рекорд пребывания в 
условиях временной и социальной изоляции составляет на сегодня около шести месяцев. Впрочем, возможно, нам просто не известны более 
длительные и, скажем, более эффективные, но не зарегистрированные эксперименты, проводившиеся в мрачных подземельях средневековых 
замков.
Свободный ход и захватывание биологических часов
   Биологические часы с периодом 25 часов присущи нам, равно как и другим приматам, были по-настоящему открыты лишь 20 лет назад, но не у 
человека, а у слепой беличьей обезьяны, жившей в лаборатории Курта Рихтера в Медицинской школе при Университете им. Джона Хопкинса. 
Обезьянка свободно бродила по лаборатории и подвергалась действию всех ежедневных периодических факторов за исключением света. Она 
чередовала сон и бодрствование, как и сам Рихтер, но с иным периодом. Слепая обезьянка доказала, что обладает собственными внутренними 
часами, которым она следовала столь же неуклонно, как люди следуют суточному циклу вращающейся планеты. Каждый месяц в течение нескольких 
дней время активности обезьянки совпадало с рабочим днем экспериментаторов, но всякий раз постепенно появлялось накопление сдвига: 
обезьянка становилась «совой», с точки зрения человека, впрочем, с ее «точки зрения», люди становились «жаворонками». Через две недели 
распорядок дня обезьянки запаздывал настолько, что ее завтрак приходился на поздний вечер и ночь: «сова» превращалась в «жаворонка». Еще 
через неделю ее режим дня снова становился как у людей. Этот цикл повторялся примерно каждый месяц на протяжении нескольких лет. Обезьянка 
придерживалась своего внутреннего течения времени независимого от периодики Солнца, Луны и людей в лаборатории.
   Эта независимость от внешнего времени была обнаружена также в поведении некоторых слепых людей. Молодой человек в детстве лишился 
зрения. В студенческие годы он мучался, безуспешно пытаясь преодолеть хроническую бессонницу и дневную сонливость. Примечательно, что этот 
недуг преследовал его по 2 – 3 недели кряду каждый месяц. Молодой человек вел дневник, оказавшийся очень кстати, когда он, в конце концов, 
обратился за помощью к врачу. Реймонд Майлз с коллегами заметили, что время дневной сонливости студента ежедневно запаздывает на час, пока 
не сливается с ночным сном. Спустя неделю сонливость вновь появляется, но уже утром, а ночной сон одновременно нарушается бессонницей. Этот 
цикл повторяется приблизительно каждые 25 дней.
   Врачи предложили ему отказаться от бесплодной борьбы за соблюдением 24-часового режима. Они посоветовали ему спать тогда, когда он 
действительно хочет спать, и оберегать его сон от всяких беспокойств в условиях больничного стационара. Впервые за многие годы его 
ежедневный уклад жизни стал регулярным: весь день — бодрость, ночь — непрерывный сон. Однако его «день» и «ночь» более не совпадали с 
астрономическими — студент перешел на 25-часовой ритм. Когда же он вернулся на месяц к обычной жизни, его сон вновь оказался разбит на куски, 
несмотря на его героические усилия, применения кофеина и снотворных. Но теперь уже было ясно, что его дневная сонливость оказалась 
замаскированной продолжением внутреннего 25-часового ритма. Подобным недугом страдает около полвины слепых людей.
   Биологическим ритмом с периодом 25 часов обладают не только слепые, но и совершенно здоровые, зрячие люди. Хотя естественный ход их 
внутренних часов ежедневно отстает на час, в норме они согласованны с 24-часовым циклом чередования дня и ночи и им удается «идти в ногу с 
ним». Тем не менее, многие слепые лишены этой способности ежедневно на час подстраивать свои внутренние часы, они не могут поддерживать 
синхронность с вращением Земли и ритмом жизни их окружения.
   У людей с нормальным зрением, живущих в условиях ежедневного чередования света и темноты, такие случаи исключение. Когда человек 
умышленно покидает белый свет, скажем, спускаясь в вечную тишину подземной пещеры или просто затворяясь в комнате без окон, его ритм сна – 
бодрствования практически всегда возвращается к своему естественному периоду около 25 часов. Очевидно,что и природа, и общество постоянно 
торопят нас: чтобы не отстать от 24-часового мира, мы вынуждены спешить, каждый день опережая себя на час.
   У человека переход к внутренней системе отсчета времени менее очевиден, чем у других млекопитающих, быть может, потому, что наша 
сознательная жизнь слабее связана с физиологическими процессами. Порой достаточно небольшого толчка, чтобы вывести ритм сна или какого-
либо другого отдельного показателя из-под влияния мощной волны биологических приливов и отливов. Тем не менее, наши внутренние часы надежно 
определяют общую картину распределения сна и гарантируют, что примерно раз за один оборот планеты вокруг оси мы будем спать (или отчаянно 
хотеть спать). Более того, если бы человек уснул, внутренние часы обеспечивают спонтанное пробуждение в определенной фазе цикадного цикла, 
которая зависит от фазы засыпания.
Автоматическая установка внутреннего будильника
   В начале января 1969 года 23-летний Жак Шабер решился провести полгода «вне времени», в условиях, предельно изолированных от всех 
мыслимых сигналов времени: в пещере при температуре 6 0С и 100 % влажности на глубине 65 метров в районе Ниццы и Канн на юге Франции. При 
взгляде на растр его сна создается впечатление аритмии: в отсутствие 24-часового периодического стимула видимая регулярность сна – 
бодрствования нарушается. Без внешних часов, задающих время ложиться и вставать, длительность сна и бодрствования как будто меняется 
случайно. Так ли это на самом деле или у нас просто нет ключа для расшифровки возможной закономерности?
   Будем исходить из того, что у человека есть цикадные часы. Каково бы ни был их неизвестный период, часы продолжают тикать, неустанно 
отсчитывая время, несмотря на то что их владелец, подвергаемый охлаждению или перегреву, переходит из темноты к свету, от возбуждения к 
унынию, получает хорошие или плохие известия, когда ему вздумается. Если эти циркадианные часы в какой-то мере определяют время его 
непроизвольного пробуждения, то длительность сна должна закономерно зависеть от той точки внутреннего цикла (фазы), в которой он уснул.
   Прежде всего нам надо приписать значение фазы каждому часу, когда сон начинался или кончался на протяжении всех 127 суток «изоляции от 
времени». К сожалению, сама фаза — величина ненаблюдаемая, за исключением того, что ее косвенным показателем можно считать температуру 
тела. Но одно свойство этих внутренних «главных часов» дополнительно известно: они идут на удивление точно. Если мы правильно выведем 
периодичность часов, то можно предсказать время засыпания и время пробуждения. Эта предсказуемость обнаруживает ритмическую организацию, 
скрытую в узоре несинхронезированных циклов сна – бодрствования
   Можно было бы ожидать зависимость продолжительности засыпания, если бы мы, например, чаще всего просыпались в определенной фазе 
циркадианного цикла или, уснув позже обычного, просыпались соответственно позже и, наоборот, уснув раньше — просыпались раньше. На самом 
деле, однако, ни одна из этих зависимостей не следует из данных эксперимента. Общепринятое представление о том, что восстановительная 
функция сна пропорциональна его деятельность, не подтверждается результатами исследования сна, по крайней мере, столь продолжительного, 
каким мы имеем обыкновение наслаждаться по ночам.
   Первые, еще не вполне ясные сведения об этой закономерности сна собраны при исследовании отдыха железнодорожных машинистов: 
оказалось, что продолжительность дремоты и эффектные попытки уснуть всегда зависят от времени суток. Спустя несколько лет Чарльз Сайслер и 
Эллиот Вайцман стали анализировать «пещерные» записи Шабера, просто предполагая существования внутренних часов, и попытались угадать 
период путем сведения к минимуму вариаций длительности сна в каждой фазе. Полученный таким образом «магический» период оказался в области 
от 24 до 25 часов и совпал с периодом ритма температуры тела.
   Время засыпания и пробуждения находится в определенной зависимости и напоминает перископ подводной лодки. Неизвестно, когда он 
впервые покажется над водой. Если всплытие почти вертикально или если волны очень пологие, прорыв на поверхность может случиться в любой 
точке волны. Но если траектория всплытия имеет большой наклон или если волны достаточно крутые, то прорыв никогда не произойдет на 
восходящем склоне волны. Но если волны будут круче настолько, что вода будет вздыматься быстрее, чем подлодка, то в этом случае восходящая 
часть волны оказывается совершенно не доступной для появления из-под нее. 
   Полная длинна волны от одного пика до другого соответствует длительности одного цикла циркадианных часов. Волна соответствует какому-то 
ритму в человеческом мозге (никто пока не знает, какому именно), что, подобно температуре тела и десятку других физиологических показателей, 
плавно поднимается и опускается в такт с циркадианным циклом. Это «нечто» задает тот порог, переступая через который, спящий (в данном случае 
всплывающая подлодка) просыпается. Разные участки волны соответствуют изменениям уровня порога пробуждения в разных фазах циркадианного 
цикла. Эта модель показывает существование «запретных» фаз — фаз, при которых перископ никогда не сможет совершить прорыв.
   Сотня подводных лодок, всплывающих одна за другой, будут показываться на поверхности не в виде непрерывной последовательности, а 
компактными группами, повторяющимися с периодом волны, словно волны, открывают и закрывают ворота, разумеется, если эти волны достаточно 
круты по сравнению с траекторией всплытия подводной лодки. Слабые ритмические воздействия, то есть более пологие волны, только модулируют 
последовательные прорывы перископов, не собирая их в дискретные кучи. Есть такая критическая крутизна волн, сверх которой часть цикла 
становится строго запретной, как будто временно закрываются непроницаемые ворота.
   Подобному принципу, видимо, подчиняется время спонтанного пробуждения у мужчин и женщин. На протяжении суточного цикла нашего сознание 
переживает приливы и отливы. Пробуждение от сна, похоже, наступает, когда что-то в мозге постепенно изменяется на протяжении сна, достигает 
порогового уровня, который, в свою очередь, как и все внутри нас, колеблется с циркадианным периодом. Если это что-то начинает плавно меняться 
в определенной фазе (в момент засыпания), оно достигает порога в более поздней, заранее предсказуемой фазе, — и вы просыпаетесь.
   Продолжительность вашего сна может меняться в довольно широких пределах в зависимости от времени засыпания. Она составляет в 
среднем 8 часов только потому, что люди обычно ложатся спать примерно в одной и той же определенной фазе своего циркадианного цикла. Если 
ваш циркадианный ритм имеет большую амплитуду, ваш сон может оказаться коротким (всего 4 часа) или длинным (целых 18 часов), смотря по тому, 
в какой части вы стартуете, можно переключиться с самого короткого на самый длинный сон.
   Следовательно, внутри циркадианного цикла есть отрезок шириной в несколько часов, в котором вы практически наверняка не проснетесь 
сами по себе. Если по какой-либо причине ваш организм не зависит так от фазы (ритм порога пробуждения у вас более пологий), то длительность сна 
может определяться не столько временем суток, сколько иными факторами — скажем, усталостью. В этом случае по мере запаздывания засыпания 
продолжительность сна несколько сокращается, а далее, при еще большем запаздывании, понемногу возрастает: никаких разрывов плавной кривой, 
никаких запретных для пробуждения зон. Такое состояние возможно в результате длительного пребывания в условиях полярного дня (у эскимосов, 
живущих летом под открытым небом, ритмы сильно сглаживаются) или после трансмеридианного перелета (который временно сбивает и ослабляет 
циркадианные колебания).
   Время окончание сна и начала бодрствования — это всего лишь полдела. А вот как насчет времени окончания бодрствования и начала сна? 
Возможно, циркадианные закономерности имеют отношение и к этой, второй стороне вопроса, но несколько иначе: время сна и время 
бодрствования существенно различаются. В циркадианном цикле существует одна широкая зона, где спонтанное пробуждение практически 
запрещено, лишь узкий диапазон — на самом деле два диапазона, относящихся друг от друга примерно на 12 часов, — где засыпание хотя и не 
запрещено по-настоящему, но происходит сравнительно редко. К тому же график, связывающий фазу пробуждения с длительностью последующего 
бодрствования, выглядит как снежная метель. Разброс точек огромен, но положение еще хуже: через облако точек невозможно провести какую-либо 
определенную кривую, потому что в запретной для пробуждения зоне их крайне мало, а то и вовсе нет.
   Обнаружена только обратная зависимость: длительность бодрствования, предшествовавшего данному засыпанию, удлиняется примерно на 
час для каждого часа отсрочки начала сна. После некоторой определенной фазы засыпания длительность предшествовавшего бодрствования 
совершает резкий скачок, так как при этом фаза предыдущего пробуждения избегает запретную зону. Таким образом, обнаружена обратная 
зависимость, но не для последующего пробуждения. Однако при этом точки разбросаны вдвое шире, чем для предсказуемой фазы, рассмотренной 
ранее закономерности последующего пробуждения. Сон имеет тенденцию начинаться вблизи минимума температуры тела, но только эта одна 
слабая статическая закономерность связывает его с циркадианным циклом. Вероятно, у человека волевой контроль в большей степени 
распространяется на окончание бодрствования, чем на окончание сна, поэтому время засыпания зависит от многих факторов, а не только от 
циркадианных часов.
   Вся наша повседневная жизнь строго укладывается в 24-часовые рамки, в том числе и интенсивность физиологических функций, колеблется в 
соответствии с наиболее заметным циклом чередования сна – бодрствования. Этот факт имеет совершенно очевидные практические следствия, но 
для их внедрения в клинику понадобятся десятилетия.
   Пример, лежащий на поверхности: ежедневное повышение и снижение порога чувствительности наших зубов. Расположение их колебания во 
времени таков, что идти на прием к дантисту лучше после обеда, а в случае, если вы, скажем, только что прилетели из Японии в Чикаго, в дневные 
часы лучше вообще отказаться от его услуг. Эффективность обезболивания максимальна тоже после полудня: доза наркоза, необходимая утром, 
днем может оказаться избыточной. Аллергические реакции возникают быстрее и проявляются тяжелее в начале ночи, чем в полдень. Печень 
удерживает низкий уровень алкоголя в крови вечером гораздо лучше, чем утром.
   Поставить диагноз значительно проще, если рассматривать клиническую норму с учетом ее ритмичности. Скажем, нормальная температура 
тела ночью ниже 36,6 0С, поэтому «нормальное» показание термометра в 3 часа ночи — симптом лихорадки. Аддисова болезнь (бронзовая болезнь) 
и болезнь Иценко – Кушинга обусловлена нарушением функции надпочечников (соответственно недостаточностью и избыточностью), поэтому для их 
диагностики требуется измерять уровень гормона кортизола (гидрокортизола) в крови. Теперь уже общепризнанно, что проба на кортизол без учета 
времени забора крови бессмысленна.
   Не только диагноз, но и терапевтические меры могут быть более эффективными, если их строить на основе циркадианного цикла. Поскольку 
многие типы делящихся клеток предпочитают определенное время суток для репликации ДНК, циркадианные вариации особенно ярко проявляются в 
токсичности различных лекарственных препаратов и эффектах облучения, применяемого с целью поразить делящиеся опухолевые клетки. Нет 
ничего особенного в том, что доза, при которой 80 % популяции подопытных организмов выживет в одно и то же время суток, в другое окажется 
смертельным для тех же 80 % особей. Эта мрачная статистика, однако, весьма перспективная, если стоит задача избирательно убить опухолевые 
клетки, не повредив здоровые. Эрхад Хаус с коллегами добился значительного повышения процента вживания среди мышей, больных раком, не 
увеличивая дозы лекарства, но сконцентрировал ее в то время суток, когда опухолевые клетки предположительно более чувствительны, чем 
нормальные.
   Врачи и ветеринары, применяющие гормональную терапию, давно знают, насколько важно правильно выбрать время для введения препарата. 
Например, при недостаточной функции надпочечников больным обычно делают инъекцию кортизона по утрам, когда в норме активность коры 
надпочечников максимальна. Если ежедневно требуема только однократная доза препарата, утренние инъекции годятся и для собак, но для кошек, у 
которых циркадианные ритмы организованны по-другому, кортизон следует вводить по вечерам. Введение кортизона в иное время суток будет 
подавлять деятельность и без того ослабленных надпочечников, и пациент, в конце концов, станет жертвой хронического недуга — Аддисоновой 
болезни.
   Ритмические закономерности связывают секрецию гормонов мозга, нарушение сна и более серьезные психические заболевания, включая 
клиническую депрессию. Томас Веер, Фредерик Гудвин и Норман Розенталь из Национального института здоровья в Бетесде и Даниел Крипке из 
Госпиталя управления ветеринаров в Сан-Диего предположили, что эти прежде неизлечимые болезни часто являются вторичным следствием 
расстройства циркадианных ритмов. Уже показано, что некоторые виды депрессии поддаются лечению солнечным светом или его искусственным 
заменителем, подаваемым в нужное время суток.
   Считается, что действие света опосредовано его влиянием на секрецию мелатонина — гормона, выделяемого в головном мозге и тесно 
связанного с циркадианными ритмами. Для нормального ежедневного контроля секреции мелатонина нужен свет, существенно более яркий, чем тот, 
который обычно бывает в помещениях. Однако современный человек редко должным образом «засвечивает» себя, причем время пребывания на 
свету у разных людей весьма различается. Остается только гадать, насколько могут быть распространены расстройства циркадианных ритмов.
Подстройка биологических часов
   Часы слишком хороши, если вы не имеете возможность их подстраивать. Некорректируемые биологические часы были бы совершенно 
бесполезны, если бы их период не был в точности равен периоду вращения Земли. И все же, даже если бы часы были устойчивы к температурным 
подскокам в случае лихорадки, холодной или жаркой погоды, не реагировали на гормональные и эмоциональные расстройства, некоторое различие 
между внутренним и внешним периодом было бы неизбежно. Очевидно, для поддержания синхронности недостаточно просто близости периодов. Для 
этого нужен ритмический сигнал, механизм ежедневного согласия и подстройки. Основа целесообразности любых биологических часов именно в 
такой подстройке фазы, в способности по сигналу перепрыгивать из одной временной зоны в другую и таким образом сохранять правильную фазу, 
не перемещаясь в пространстве, несмотря на неизбежное несовпадение периодов.
   Этот процесс называется захватыванием ритма. Один ритм может быть захвачен другим ритмом с иным периодом по средствам регулярного 
повторяющегося сигнала. Для циркадианных ритмов обычным, естественным сигналом является свет. Под воздействием света внутренние часы 
немного отстают или наоборот уходят вперед.
   Существуют и другие свойства настройки биологических часов, но подавляющее большинство живых существ приспособились к тому событию, 
которое надежнее всего повторяется каждый день, к чередованию света и темноты, и выработали наибольшую чувствительность своих 
циркадианных часов именно к этому фактору.
   Общая закономерность — ведущая роль света как сигнала времени — оспаривалась только в отношении человека, частично потому, что люди, 
как и большинство других организмов, иногда в отсутствие регулярного цикла освещения используют для ориентации другие органы чувств. Но 
главная причина, заставившая усомниться в роли света для человека, состояла в том, что «дневной свет», использовавшийся в первых 
лабораторных экспериментах по изучению изоляции от времени, оказался не столь эффективным для захватывания циркадианных ритмов человека 
по сравнению со светом такой же интенсивности для ритмов других животных. Следует ли из этого заключить, что часы человека уникально 
безразличны к действию света? Отнюдь, скорее это говорит о том, что комнатный свет слишком слаб для биологических часов человека, чтобы 
приравнивать его к дневному.