Про название книги Бориса Пастернака «Сестра моя — жизнь» Марина Цветаева, подчеркивая исключительность Пастернака, сказала, что так 
не говорят, так к жизни не обращаются. Так обращался к жизни — к брату солнцу, сестрам птицам, брату собственному телу — средневековый монах 
Франциск Ассизский. Пастернак знал об этом.
   И в наше время мироощущение Пастернака имеет определенные аналогии. Весь облик Пастернака — живое воплощение поэзии как 
удесятеренной восприимчивости, разряженной в ответном чувстве (в стихах). «Милый Пастернак, — писала ему Цветаева, — <…> Вы — явление 
природы. <…> Бог задумал Вас дубом, а сделал человеком, и в Вас ударяют все молнии (есть — такие дубы!)…» Художник, поэт — живой орган, 
живой центр восприятий. Итак, на первом месте — высочайшая восприимчивость, отзывчивость на нравственные впечатления, а не превращение 
жизни в жизнь поэта. По убеждению Пастернака, подлинному искусству следует всегда «быть в зрителях и глядеть всех чище, восприимчивей и 
верней».
   В понимании Пастернака искусство — явление нравственной жизни. Достигнув высшей художественной зрелости, Пастернак объявляет 
единственной задачей искусства — правду. 
   Многосторонняя восприимчивость Пастернака (оберегая его от эстетства) обострила в нем внимание к фактам искусства. Музыка, поэзия, 
живопись были для него не вавилонским смешением языков, не разными языками, а единым языком искусства, в котором все слова равно ему 
доступны и равно понятны. Когда Пастернаку понадобилось дать «определение поэзии», он не нашел ничего другого как единым взглядом, и слухом, 
и осязанием — не выборочно, подряд — охватить окружающее: 
Это — круто налившийся свист,
Это — щелканье сдавленных льдинок, 
Это — ночь, леденящая лист, 
Это — двух соловьев поединок. 
Это — сладкий заглохший горох, 
Это — слезы вселенной в лопатках, 
Это — с пультов и флейт — Фигаро 
Низвергается градом на грядку…
   («Определение поэзии»)
   Уже в самом начале своего поэтического творчества, при всей тяге к «оригинальности поневоле», Пастернак, сочиняя стихи, составившие книгу 
«Близнец в тучах», искал в поэзии, прежде всего, содержательности. В автобиографии он в полушутливой, почти озорной форме сам выразил 
особенность своей поэтической работы того времени: «Я ничего не выражал, не отражал, не отображал, не изображал». 
   Человек познает мир через собственную личность, страсть. Человек познает себя через непреложность общего хода вещей. Врачующая 
непреложность мира — сколько раз писал о ней Пастернак: 
На свете нет тоски такой, 
Которой снег бы не вылечивал. 
   («Январь 1919 года»)
   Открытие мира у Пастернака всегда есть восстановление единства мира. В «Охранной грамоте», вспоминая свои ранние годы, Пастернак 
подробно описал, как рождается поэзия из перебоев жизненных рядов, из взаимодействия одних явлений и чувств — тех, которые забегают вперед, 
— с другими, которые отстают. В самом начале поэтического пути, в 1912 году, он нашел для выражения своей эстетической позиции очень ёмкие 
слова:
И, как в неслыханную веру, 
Я в эту ночь перехожу, 
Где тополь обветшало-серый 
Завесил лунную межу, 
Где пруд как явленная тайна, 
Где шепчет яблони прибой, 
Где сад висит постройкой свайной 
И держит небо пред собой. 
   («Как бронзовой золой жаровен…»)
   Поэт в зрелые годы напишет: 
Я понял жизни цель и чту 
Ту цель, как цель, и эта цель — 
Признать, что мне невмоготу 
Мириться с тем, что есть апрель, 
Что дни — кузнечные мехи 
И что растекся полосой 
От ели у ели, от ольхи 
К ольхе, железный и косой, 
И жидкий, и в снега дорог, 
Как уголь в пальцы кузнеца, 
С шипеньем впившийся поток 
Зари без края и конца. 
Что в берковец церковный зык, 
Что взят звонарь в весовщики, 
Что от капели, от слезы 
И от поста болят виски.
   Идея безусловного приятия мира, основополагающая у Пастернака, — не отвлеченно-умозрительного свойства. Богатство мира вполне 
предметно, «подробно» и постигается шаг за шагом. Есть в «Сестре» стихотворение «Уроки английского», с той же внутренней композицией, 
открытой настежь — миру, природе. Используя мотивы шекспировских трагедий, Пастернак запечатлел в нем трагический и торжественный момент, 
когда от человека уходит суетность желаний, включая вчера еще самое важное — любовь, когда душа открывается целому творению и проникается 
вечностью. 
   Когда случилось Дездемоне, — 
   А жить так мало оставалось, — 
   Не по любви, своей звезде, она — 
   По иве, иве разрыдалась… 
   …Когда случилось петь Офелии — 
   А горечь слез осточертела — 
   С какими канула трофеями? 
   С охапкой верб и чистотела. 
   Дав страсти с плеч отлечь, как рубищу, 
   Входили, с сердца замираньем,
   В бассейн вселенной, стан свой любящий
   Обдать и оглушить мирами.
   Пастернак почти не писал стихов, которые можно конкретно и уверенно назвать пейзажными. В «Сестре» основные «темы» — природа, 
любовь, искусство, — как правило, не существуют раздельно, дается сложное соединение, сплав из этих «тем». Природа служит наглядным эталоном 
естественности и полноты — такой момент в «Сестре» присутствует, но он не подчеркнут; природа, в сущности, — один из образов, даже синонимов 
жизни; разветвленная, многослойная метафора «жизнь — сад» участвует равно в структурной и философско-лирической концепции книги. 
Восприятие природы у Пастернака не разительно по точности и проникновению, но природа, будучи самым близким и полным синонимом жизни, не 
является в этом отношении чем-то исключительным и единственным. Открытое лирическое чувство (любовь) или мир вещей (вплоть до интерьера) 
выполняют ту же роль. Жизнь шире любого из этих образно-тематических рядов, и каждый из них, становясь непосредственным «предметом» 
стихотворения, как бы стремится представить и выразить всю жизнь, поэтому они практически взаимозаменяемы и тем более полно являют жизнь в 
своей совокупности, взаимопроникновении. И второе, тема природы (осознанная именно как тема) почти неотвратимо порождает у поэтов 
натурфилософские вопросы: о саморазвитии природы, о начале и конце человека в ней, о стихии и разуме. Между тем самосознание человека — 
«мыслящего тростника» — чувство причастности природе и одновременно отделимости от нее — не характерно для Пастернака, точнее — он не 
дает этому чувству простора, воли, так или иначе трансформирует его. Поэтическое восприятие Пастернака позволило «во всем дойти до самой 
сути», раскрыть сложные «вечные» темы.