В студенческие годы Милтон Эриксон тщательно изучил работы А. Р. Лурия, посвященные гипнозу и тесту словесных ассоциаций. Все 
полученные знания он проверял на практике, стараясь создать нечто более совершенное из того, что уже есть. В 1936 году он написал статью, в 
которой изложил результаты своего эксперимента с тестом словесных ассоциаций. Примерная суть этого теста такова. Человек будет давать 
ассоциативную связь на любое стимульное слово теми словами, которые описывают его проблему. Причем сам этого он осознавать не будет. В 
данном случае на стимульное слово “живот” испытуемая дала такие слова: большой, беспокойство, младенец, бояться, операция, болезнь, забыто. И 
это была информация о ее нежелательной беременности, которую она не помнила. Используя некоторую обратную логику, Эриксон понял, что 
психотерапевт мог бы обратить весь процесс и послать замаскированное сообщение клиенту в виде рассказа. Именно тогда у него возникла идея 
создания своего языка гипноза, в котором внушение проводится мягко, без насилия минуя сознание пациента. Составляющими этого гипнотического 
языка является поэтичность, образность, разноплановость подаваемой информации для сознания и подсознания, бережность и уважение желаний 
пациента. 
   Результатом работы Эриксона стало создание такой методики гипнотизирования, которой практически не бывает сопротивления со стороны 
пациентов. Говоря житейским языком, гипнозу поддаются все. В традиционных гипнотических школах считается, что гипнозу поддаются только около 
17 % людей. Эриксон ушел от традиционного директивного внушения, где гипнотизер подавляет. Он создал систему, в которой гипнотизер и пациент 
идут вместе по пути развития транса. Используя способность человека улавливать малейшие, не замечаемые сознанием, отклонения в голосе, позе 
собеседника он создал метод “аналоговых меток” — во время обыкновенной беседы с больным он незаметно для сознания пациента посылал ему 
установки о выздоровлении. Также он использовал метафоры, передовые, по тем временам, разработки физиолога Павлова в области прямого 
обуславливания и многое другое. И все эти приемы он мог использовать одновременно. 
   Широчайшие возможности гипноз Милтона Эриксона открывает в психотерапевтической медицине. Любые психотехники повышают свою 
эффективность во много раз, если они проведены в состоянии транса. Это становится возможным потому, что в таком состоянии отсутствует 
контролирующая роль сознания. Основываясь на этом феномене, появляется возможным работать с психосоматическими расстройствами. В 
основе многих из них лежит тяжелое невротическое расстройство и в нормальном состоянии сознания больной просто не в силах с ним справиться. 
Состояние транса дает возможность выборочно работать со здоровыми слоями психики, не затрагивая болезненные, тем самым постепенно 
“выращивая” необходимые ресурсы здоровья. Самыми распространенными психосоматическими расстройствами являются: нейродермит, гастрит, 
язва желудка, кардионеврозы, аллергия, ожирение и, как не покажется странным, курение, алкоголизм и другие вредные привычки. Использование 
гипноза как инструмента и усилителя терапевтического действия помогает врачу работать во много раз эффективнее. 
Техники наведения транса в традиции М. Эриксона 
   Психофизиологические признаки транса следующие: расширение зрачков, фиксация взгляда, замедление мигательного и глотательного 
рефлексов, уменьшение количества движений, расслабление мышц, более медленное и ритмичное дыхание, снижение пульса и частоты 
сердцебиения, разглаживание мышц лица и изменение его цвета, ослабление реакции на внешние шумы, спонтанное идеомоторное поведение и т. п. 
Согласно одной из рекомендаций самого Эриксона, если транса нет, следует вести себя так, будто он есть. 
   Стиль наведения транса в традиции Эриксона называется индирективным неслучайно. Каждый человек испытывает настоятельную 
потребность в сохранении свободы и целостности. Психотерапевт просто присоединяется к миру проблем человека, в полной мере уважая его 
интегрированность, принимая его таким, каков он есть. Когда психотерапевт чувствует, что межличностные связи уже сложились, он начинает 
привлекать внимание человека к фрагментам его внутреннего опыта, который находится вне его сознания, таким образом ведя его к тем ресурсам, 
которые он имеет, но не замечает. 
   По Эриксону, чтобы расширить систему проблем человека и превратить её в систему решения, необходимо сначала присоединиться к 
замкнутой системе проблемы и присоединиться так, чтобы не ощущалось никакого различия между клиентом и психотерапевтом. Присоединение 
является необходимой настройкой для образования раппорта. Можно настроиться на любую часть внешнего поведения человека. Например, 
возможна подстройка путём “отзеркаливания” позы или подстройка путём синхронизации дыхания, ритма речи, присоединения к микродвижениям 
типа касания подбородка во время разговора и т. п. 
   Рассмотрим для примера одну из техник присоединения и ведения по формуле “Х и Х и Х и Х и У”. Утверждение Х — утверждение 
присоединения. Это абсолютно истинное утверждение о поведенческих реакциях, которые возникают у клиента. Утверждение У — утверждение 
ведения, т. е. утверждение, которое приводит к возникновению у клиента состояния транса. 
   Пример: 
   Вы сидите в своём кресле (утверждение присоединения). 
   И вы смотрите на меня (утверждение присоединения). 
   И вы легко дышите (утверждение присоединения). 
   Я с вами разговариваю (утверждение присоединения). 
   И вы можете начать расслабляться (утверждение ведения). 
   Майкл Спаркс, доктор философии, профессор, преподает на факультете подготовки управленческих кадров Калифорнийского 
государственного университета в городе Сакраменто (штат Калифорния) дисциплины, связанные с поведением человека в организации. Его 
консультациями по вопросам управления пользуются различные организации. Он проводит также тренинг в таких областях, как подготовка персонала 
к работе в группе, лидерство, управление мотивацией, коммуникация. В частности, он участвовал в разработке программы группового тренинга 
американских космонавтов, которые должны были работать вместе на космической станции. 
Особые стратегии в рамках эриксонианского гипноза 
   Одна из ряда особых стратегий, важное звено в алгоритме эриксоновского гипноза — диссоциация сознания и бессознательного. 
Психотерапевту необходимо научиться строить сложные предложения, которые оказывают на клиента определённое влияние, используя слова 
“сознание” и “бессознательное”, а также синонимы этих слов — “на заднем плане сознания”, “в центре внимания”, “на периферии внимания”. 
   Техники, применяемые в эриксоновском гипнозе для утилизации транса, обладают универсальным характером. Их можно применить для 
наведения транса и для внушения в состоянии бодрствования. Существует шесть типов косвенных сообщений или речевых стратегий: трюизмы; 
допущения; вопросы и утверждения, направленные на привлечение внимания; противопоставления; “выбор без выбора” и “право выбора”. 
Например, трюизмы используются, когда определённые инструкции терапевта маскируются под рассуждения; допущения (пресубпозиции) — это 
фразы, в которых искусно предполагается наличие какого-либо предмета или явления; противопоставления используются в предложениях наподобие 
“Чем дольше вы сидите на стуле, тем глубже вы входите в транс” и т. д. Выбор без выбора: “Вы хотели бы войти в транс с открытыми глазами или с 
закрытыми”. То есть человеку предоставляются на выбор несколько возможностей, каждая из которых терапевта вполне устраивает. Наконец, при 
использовании “права выбора” терапевт привлекает своей интонацией внимание человека к той реакции, которую хочет y него вызвать, предлагая 
ему полную свободу выбора. Клиент чувствует облегчение, так как начинает понимать, что не должен реагировать каким-либо определенным 
образом. 
   Один из любимых приёмов Эриксона в наведении транса — левитация руки. Упрощая, процедура выглядит следующим образом. Клиент 
расслабляется, сосредотачиваясь на ощущениях и впечатлениях, которые он чувствует в руках. Терапевт недирективным методом внушает ему 
“неощутимые движения” в руке, призывая пристально смотреть на свою руку, старясь уловить момент, когда движения станут видимыми. То есть 
внушение не носит авторитарного характера, клиенту любопытно узнать, что произойдёт, и он будет рассматривать это как продукт собственного 
опыта, ассоциируя свои ощущения со словами психотерапевта. Затем производится первое реальное внушение — клиенту внушают, что какой-то из 
пальцев начинает двигаться первым, пальцы раздвигаются и т. д. Затем следуют дальнейшие внушения (один палец поднимается, остальные 
пальцы следуют за ним, поднятие кисти руки, усталость глаз, внушение сонного состояния и т. д.). Если рука клиента поднимается, то ему внушают, что 
он уснёт именно потому, что его рука поднимается (происходит взаимное усиление). Ему предлагается самому регулировать темп погружения в сон, 
чтобы в момент, когда его рука коснётся лица, у него создалось впечатление, что он заснул потому, что сам этого хотел. Наконец, клиент входит в 
транс. 
   Значительным вкладом в развитие гипноза сам Эриксон считал свою технику вставленных сообщений. Идея Эриксона состояла в том, чтобы 
составить текст внушения, а затем “растворить” его в некоем рассказе нейтрального содержания, обозначая впоследствии неким образом значимые 
слова, составляющие текст внушения. При этом терапевт опирается на способность к ассоциативному мышлению. Техника вставленных сообщений 
оказалась лучшей ловушкой для сознания. По идее, само выделение, подчёркивание сообщений не является чем-то необычным; как и внушение, это 
— составляющая часть человеческого общения. Способы выделения вставленных сообщений могут быть разнообразны: 
·      речевые (изменение громкости, темпа, интонации речи; применение сопутствующих речи звуков и т. д.); 
·      визуальные (жестикуляция, изменение положения тела, изменение мимики); 
·      кинестетические (прикосновение, поглаживание, похлопывание и т. п.); 
·      смешанные (изменение дистанции до собеседника, совмещение речи с поворотом головы, совмещение движений со звуками и т. д.). 
   Цель диссоциации сознания и бессознательного научиться строить сложные предложения, оказывающие на клиента определенное влияние. В 
представленном упражнении можно просто тренироваться в построении предложений. Использование таблицы — выберите одно предложение из 
левой части таблицы и присоедините к нему любое предложение из правой части таблицы. Через некоторое время начинайте придумывать свои 
собственные предложения. 
1.   Используя таблицу, партнер 1 делает утверждение на диссоциацию сознания и бессознательного. 
2.   Партнер 2 также использует таблицу, делает утверждение на диссоциацию сознания и бессознательного 
3.   Продолжайте меняться. На упражнение отводится пять минут. Учтите возможность использования синонимов слов "сознание" и 
"бессознательное": "на переднем плане сознания" — "на заднем плане сознания", "в центре внимания" — "на периферии внимания". 
               Ваше сознание
                  Ваше подсознание
1. Прислушивается к тому,
что я говорю...
1. Может начать 
нужные изменения 
вашего состояния...
2. Возможно, хочет узнать, что произойдет дальше...
2. Может начать вспоминать 
те события, которые для 
вас наиболее важны...
3. Может быть, сосредоточено на той или иной мысли… 
3. Может начать свое путешествие в мир особенных, отличающихся от 
обычных, переживаний... 
4. Может сомневаться в значении того, что сейчас происходит. 
4. Научилось многому, и Вы можете впоследствии это использовать. 
5. Может отдавать себе отчет в том, какие ощущения Вы сейчас 
испытываете... 
5. Может иметь свои собственные представления о том, что Вы хотите... 
6. Озабочено тем, чтобы все сделать правильно... 
6. Может создать образы, которые покажутся Вам удивительными. 
7. Может отдавать себе отчет о том, что происходит "здесь и 
сейчас"… 
7. Открывается более глубоким знаниям и мудрости... 
8. Занято некоторой мыслью… 
8. Входит в еще более глубокий транс... 
9. Стремится проникнуть в смысл того, что я сейчас говорю... 
9. Начинает понимать что-то очень для Вас важное...
10. Осмысливает 
и критически 
оценивает происходящее...
10. Открывает скрытую мудрость
     
Использование метафор и историй 
   Метафора — это оборот речи, состоящий в употреблении слов и выражений в переносном смысле на основе какой-то аналогии, сходства, 
сравнения. Метафора основана на подобии или сходстве; она выражает аналоговые отношения: Х относится к У, как А относится к В. Для того, 
чтобы понять смысл метафоры, человек должен активизировать своё правое полушарие, а это значит, что бессознательное уловит нужный смысл. 
   В метафоре можно выделить 4 "элемента": 
·      категория или контекст; 
·      объект внутри конкретной категории; 
·      процесс, каким этот объект осуществляет функцию; 
·      приложения этого процесса к реальным ситуациям, или пересечения с ними. 
   Если отвлечься от филологии, то для нас метафора — это иносказательное изложение ситуации клиента. Иносказательное настолько, чтобы 
исключить уж совсем прямые аналогии. 
   Основная прелесть метафоры в том, что она не только описывает ситуацию, но так же иносказательно утверждает, что выход есть. И даже 
обрисовывает примерное направление. Но (на то и внушение) оставляет достаточный простор для домысливания и додумывания, чтобы 
собственное озарение клиента опиралось именно на доступный ему опыт и именно ему же и подходило. 
   Метафора глубоко символична. Причем символы расшифровываем и наполняем смыслом не мы, а сам клиент. И не надо подталкивать его 
наводящими вопросами. Клиент найдет смысл свой. И не обязательно такой, о котором мы хотя бы догадывались раньше. Главное, если метафора 
построена правильно, клиент обязательно отыщет (не всегда осознанно) нужный ему смысл. 
   Сказка-метафра, которую вы еще прочтете, отличается именно тем, что каждый, кого мы после прочтения спрашивали: "О чем она?", отвечал 
что-то очень свое и всякий раз разное. 
   Итак, в метафоре должно быть: 
1.   Символическое описание основной сути проблемы. 
2.   Символическое представление основных действующих сил (как персонажи). 
3.   Неопределенный символ решения проблемы. 
4.   Символическое применение неопределенно описанного символа решения проблемы. 
5.   Отражение конфликта-столкновения, как центральное событие. 
6.   Разрешение: сильное, эмоционально значимое описание того, как "все будет хорошо", когда ситуация разрешится для всех основных 
действующих сил. 
7.   Общий праздник. 
   Что все это значит? Сейчас разберемся. 
   Суть проблемы. От проблемы к ее метафорическому описанию мы проходим за три шага: формулирование проблемы, формулирование класса 
проблем, формулирование символа проблемы. То есть, к примеру, человек — недолюблен. И к миру недоверчив. Класс проблем: недостаток 
ценного, важного для жизни. Символ: окруженный горной грядой мир холода и снега, где мало тепла и солнца. 
   Персонажи. В качестве героев в метафору можно вводить не только символические описания людей, но и сил, чувств, качеств и возможностей. 
В нашем случае, когда дело касается внутреннего "Я" человека, на таких героях-олицетворениях все и будет держаться. Это может быть и сама 
горная цепь — как герой, препятствующий проникновению тепла и света. Мы можем встретиться с заколдованной феей лета, грустно наблюдающей 
охлаждение ее родного мира, который она когда-то согревала, и героическую птицу, которая, преодолев препятствия, донесла до жителей холодной 
страны весть о том, что там, за горами есть тепло… И так далее. 
   Решение. Это должно быть "нечто". То есть не конкретная программа действий, а что-то туманное, но тоже олицетворенное в герое или 
предмете. Ключ ли к дому заколдованной феи, таинственный флакон с напитком, волшебный свиток или неведомая дорога, другой, мало доступный 
волшебник или та же героическая птица, которая покажет путь… 
   Кстати, перечтите "Волшебника изумрудного города": тут и Гудвин, "великий и ужасный", тут и мозги из опилок, и шелковое сердце, и напиток 
смелости — символы, символы, символы… 
   Применение. Это очень тонкая часть метафоры. По сути, она пробрасывается одним – двумя размытыми предложениями. Герой "просто" 
получает информацию о том, как символ решения применять. Но это центральная часть внушения: выход есть, решение возможно, и вот вероятное 
направление. В нашей истории с горной страной можно говорить о выходе за пределы гор, о расколдовывании феи, о долгом пути к сильному 
волшебнику, о необходимости что-то чем-то окропить из флакона, чтобы произошло чудо. 
   Событие-конфликт. Обычно для клиента все это трудно и тяжело. Также должно достаться и главное чудо. Да, чудо произойдет. Но, как только… 
Как только герой достанет флакон, пройдет путь, уговорит волшебника, вспашет поле, найдет проход в горах или сдвинет их. 
   А вот если суть не в том, чтобы настроить на тяжелую работу по изменению, а подтолкнуть к очевидному и нетрудному изменению, то и событие 
должно быть парадоксальным: такая, дескать, мелочь, а такие последствия. 
   И еще одна важная вещь, которая отличает метафору от детской сказки и "взрослого" рыцарского романа с "хорошим" и "плохим" парнем. У нас 
не должно быть побежденных. Не должно быть окончательно "плохих парней". Во-первых, мы не знаем точно (хотя и старались) с кем из персонажей 
свяжет себя наш клиент (и, кстати, может связать не с одним, а с несколькими). Во-вторых, по ходу сюжета обязательно должно выясниться, что все 
"плохие" — не такие уж и плохие, только у них свои трудности и свое понимание того, как будет "лучше". И чем парадоксальнее, непредсказуемей это 
выяснится, чем неожиданней окажется выход — для всех персонажей — тем действенней окажется метафора. 
   Поэтому уничтожения, поражения и унижения персонажей в нашей метафоре не будет. А будет — Чудо. После того, как герой произведет 
необходимые (и часто неочевидные) действия. Например, не войной на темный лес пойдет, а овраг вычистит. 
   "Не стреляй, Иван-царевич, я тебе еще пригожусь". 
   Разрешение ситуации. Помните у Карлсона: "Свершилось чудо! Друг спас жизнь друга!". Вот-вот, такое настроение и должно царить в нашей 
метафоре, когда мы подробно, ярко, в красках и деталях, во всей радости и полноте описываем — как стало. 
   Мы не описываем механизм действия чуда, в котором можно усомниться. Что и как сработало, мы вообще пробрасываем. Нам не логика 
важна, а вера. Вера в то, что чудо возможно. И надежда есть. Мы красочно упираем на то, что  сработало. Получилось. 
   "И так произошло"… "И сразу стало"… "И в тот же миг"… "И когда последняя капля упала"… произошло что-то. ЧТО-ТО. И это значит, что… 
словом, "все теперь будет хорошо". Подробно и со слезами счастья на глазах у всех героев. И у рассказчика. 
   И клиенту пусть наша радость передастся. 
   Праздник. Теперь нам нужно завершить метафору, подкрепив веру в чудо авторитетным утверждением того, что все это героям не показалось, 
а все так и было на самом деле. Что эффект сохранился. 
   "И они жили долго и счастливо". 
   Обычно это описание праздника, на котором присутствуют все персонажи, которые теперь подружились и помирились. У каждого есть свое 
дело, и все вместе они все делают как надо. А вокруг продолжается все то хорошее, что началось с Чуда. 
   Наверное, теперь читателю будет интересно составить метафору свою. И прежде чем вы это сделаете, давайте отметим: метафора — это не 
обязательно волшебная сказка. Это и бытовая история о соседе или другом клиенте, и "воспоминание" из "недавно прочитанной книги", и притча из 
Евангелия, и предположения из серии "как было бы, если бы", и, иногда всего два – три предложения в качестве сравнения. 
   "Один мой знакомый как-то все вату под плечи подкладывал, чтобы солиднее казаться, а потом взял и пошел в спортзал. Теперь свои плечи — 
ого-го. Так в зал и ходит уже два года". Рассказывается к слову, когда речь идет о навязчивых усилиях клиента по поиску внешних доказательств 
своей значимости: машина, должность, галстук… Однако и в этом коротеньком кусочке — все на месте. Разберите по шагам, если хотите. 
Метафоры в семейной психотерапии 
   В семейной терапии практические психологи и консультанты сталкиваются с метафорическими описаниями мира и происходящих событий, 
может быть, чаще всего. Во-первых, как известно, существует множество словесных метафор, описывающих семейную систему, начиная от “ячейки 
общества” и заканчивая “банкой с червями”. Во-вторых, во время своей работы мы имеем перед собой, как минимум, две разные картины мира, а 
это значит, различные вербальные и невербальные сообщения репрезентируют для нас реальные характеры людей, их ценности, ход мыслей и 
чувств. И, в-третьих, на наш простой, но справедливый вопрос: “Каких изменений вы хотите для себя и своей семьи?” мы получаем в ответ, как 
правило, бесконечное множество метафорических номинализаций, вроде “счастья”, “согласия”, “уважения”, “доверия”, “выражения привязанности” и 
т. д. Наша задача — расшифровать эти кодировки и привести их к общему знаменателю. 
   Терапевт может давать клиентам парадоксальное предписание. Например, в семье, где основными правилами взаимодействия взрослых были 
соблюдение приличий, спокойствие и невыражение недовольства, сын был вынужден взять на себя роль агрессора, отыгрывая внутреннюю 
озлобленность всех членов семьи. Мальчик беспричинно ломал и выбрасывал вещи, устраивал шумные истерики дома, драки во дворе. 
Несогласованность между внутренним состоянием взрослых и их внешним поведением, вербальной коммуникацией заставляла его “выпускать пары” 
за всю семью. На приёме у терапевта родителям было предписано по очереди бить специально закупленную для этого посуду, драться подушками и 
т. д. К своему удивлению, вскоре они обнаружили и другие методы выяснения отношений, благодаря чему существенно наладилось и супружеское 
взаимодействие, и поведение ребенка. 
   Часто именно парадоксальными, метафорическими предписаниями приходится пользоваться и в случаях, когда отношения в семье 
осложняются из-за непростроенности границ, если в жизнь семьи постоянно вмешиваются старшее поколение, школа, друзья или чье-то хобби, 
работа, увлечение. В таких случаях принято говорить о нарушении границ внешних, снаружи. Часто здесь помогают метафорические высказывания о 
том, что каждая образующаяся пара в животном мире завоевывает и охраняет свою территорию, и именно такая, порой агрессивная защита 
позволяет им вырастить свое потомство. Если же в семье нарушены внутренние границы, то есть налицо спутанность семейных ролей и 
ответственности, то показательным оказывается предписание “стараться еще лучше в этом же направлении”. Например, при слитных отношениях 
можно посоветовать в течение недели носить одежду друг друга, меняться спальными местами, выполнять несвойственные обязанности: ребенку — 
готовить обед, отцу — делать уроки, маме — идти на работу вместо папы и т. д. Парадокс предписания вызывает протесты клиентов, и это дает 
динамику отношениям. 
   Метафорические формы общения, игры в психотерапии являются также прекрасной разбивкой состояний при атмосфере всеобщей 
озабоченности, напряжения, недоверия. Игра и сказка — это детский мир, детская карта. А, как известно, в своих играх дети всегда, так или иначе, 
отражают те проблемы, которые их беспокоят. Дети очень наблюдательны, и они не пользуются оценочными дигитальными категориями. Они 
доверяют своему сенсорному опыту, и именно он запечатлеется у них в памяти. Поэтому присутствие детей на терапии часто даёт много ценной 
информации. Как видится ребенку домашняя ситуация? Какова пошаговая динамика происходящего (“Что нужно сделать папе, чтобы у мамы 
испортилось настроение?”). С кем ребенок уютнее себя чувствует? Что вызывает у него тревогу? Правильно ли он понимает позицию взрослых (“Как 
ты думаешь, что чувствует твой папа, когда смотрит телевизор, а вы с мамой ругаетесь?”). Таким приемом мы даем возможность всем 
присутствующим членам семьи побывать в каждой из трех позиций восприятия: рассказать о происходящем от своего лица, посмотреть на это 
глазами другого или со стороны. Однако маленькие дети понимают семейные правила, скорее, на невербальном уровне. Они замечают то, что 
психологи называют неконгруэнтностью, рассогласованием между внешним поведением и глубинными убеждениями; они знают, какова сенсорная 
очевидность установленного раппорта (или его отсутствия); улавливают, находятся взрослые в ресурсном или нересурсном состоянии, и, вероятно, 
даже владеют рецептами успешных и неуспешных стратегий взаимодействия с родителями в состоянии ресурса и нересурса. Но вся эта информация 
накапливается у них на бессознательном уровне, и сделать ее частью сознательной компетенции, как для себя, так и для родителей ребенок может 
лишь посредством игры, сказки, импровизаций, то есть метафоры. Если мы хотим, чтобы ребенок мог принять участие в терапии, мы должны 
подстраиваться под его семантику, под его представление о жизни, его “магическое сознание”. Именно поэтому игровая, символичная форма 
общения в семейной терапии бывает наиболее эффективна. 
   Были разработаны два специальных метафорических приема: семейная скульптура и работа через метафорический предмет. Остановлюсь на 
каждом из них подробнее. 
   Семейная скульптура — это символическое отражение позиций членов семьи по отношению друг к другу, а также дистанции между ними, 
динамики взаимоотношений. Семейная скульптура по своей сути напоминает парадоксальное предписание, поскольку в ней взаимоотношения 
показываются в гротесковой форме. Мы просим каждого из членов семьи поставить своих близких так, чтобы это пантомимически отражало все то, 
чем семья живет, как относятся люди друг к другу (инструкции должны быть максимально неконкретные, содержать меньше референтных индексов). 
Свое видение скульптуры ваяют сначала все участники по очереди, а потом это делает сам терапевт. В результате могут получиться очень меткие 
картины. 
   Например, один из членов семьи становится спиной ко всем остальным, или, наоборот, с протянутыми руками, но на большом расстоянии. Если 
в семье все подчинено интересам какого-то одного человека, он может оказаться на пьедестале, а все остальные смотрят на него с раболепием в 
глазах и заломленными руками. Такая скульптура отражает ситуацию, когда у одного из родителей слишком жестокий характер или важная работа, 
заставляющая других подлаживать под него свое расписание, интересы. На пьедестал может быть воздвигнут и ребенок — кумир и гордость всех 
окружающих. Кто-то из участников может быть поставлен на колени или презрительно указывать на всех пальцем. 
   Иногда скульптура бывает весьма динамичной. Например, если мы имеем целью показать матери, что она слишком потворствует своему 
капризному ребенку, то мы просим его взять маму за руку и беспрерывно дергать ее, прыгать, запутываться между ней и отцом или другими детьми, 
пока неудобство не заставит мать (или кого-то другого) остановить этот процесс. Движение в скульптуре может перемещаться с одного человека на 
другого; в зависимости от степени своей успешности ребенок может возводиться на пьедестал или сидеть на корточках; или ребенок может 
постоянно перебегать от отца к маме, символизируя собой “телефонный шнур” и т. п.