Знакомясь с официальной историей развития Земли, мы видим, как на фоне постоянных войн, борьбы за власть появляются учения, 
пытающиеся показать каждому человеку его настоящее лицо, цели и задачи, место в космической эволюции. Такими учениями являются мировые 
религии.
   Определений религии множество. Маркс считал, что "религия — специфическая форма общественного сознания, отличительным признаком 
которой является фантастическое отражение в сознании людей господствующих над ними внешних сил".
   По Фрейду, религия — это тезисы, высказывания о фактах и обстоятельствах внешней или внутренней реальности, сообщающие нечто такое, 
чего мы сами не обнаруживаем и что требует веры.
   Более широкое определение дает Фромм, который под религией понимает "любую разделяемую группой людей систему мышления и действия, 
позволяющую индивиду вести осмысленное существование и дающую объект преданного служения".
   Религия возникла тысячелетия назад, но до сих пор для многих людей она имеет большое значение. Споры между философами вокруг сущности 
религии не затихают. Сегодня человек близко подошел к осуществлению своих самых заветных надежд. Приближается время, когда голодные будут 
накормлены, когда человечество, преодолев разобщенность, станет единым. Но приближается ли человек к совершенству самого человека? 
Человека, любящего ближнего, справедливого, правдивого. Ответ слишком ясен. Так и нет ответов на вопросы: куда идти и зачем жить? В чем смысл 
жизни?
   Для одних выход — в возврате к религии. Не с тем, чтобы уверовать, но чтобы спастись от невыносимого сомнения. Выходит, что только 
священники профессионально занимаются душой, только они говорят от имени идеалов любви, истины, справедливости.
   Хотя, например, в Древней Греции, функцию "целителей душ" выполняли и философы. Сократ, Платон, Аристотель в заботе о человеческом 
счастье и душе опирались не на откровение, а на авторитет разума. Они считали человека целью и важнейшим предметом изучения. Эта традиция 
была продолжена в эпоху Возрождения. А во время Просвещения достигла своей вершины.
   Впоследствии акцент был смещен. Опьянев от материального процветания и успехов в покорении природы, человек перестал считать самого 
себя первой заботой — и в жизни, и в теоретическом исследовании. Разум уступил место интеллекту — простому инструменту для манипулирования 
вещами и людьми.
   Открытие Фрейдом метода психоанализа сделало возможным самое тонкое и интимное исследование души и ее исцеление психологами. В 
"Будущем одной иллюзии " Фрейд разобрал проблему отношения религии и психоанализа. К вопросу о возникновении и сущности религии он подходит в 
своем произведении через психологическую оценку культуры вообще. Он считает, что человеческая культура обнаруживает две стороны.
   Во-первых, она охватывает все накопленные знания и умения, позволяющие людям овладеть силами природы, взять ее блага для 
удовлетворения человеческих потребностей. Во-вторых — все институты, необходимые для упорядочения человеческих отношений. В то же время 
создается впечатление, что культура есть нечто навязанное противящемуся большинству меньшинством, которое владеет средствами власти и 
насилия. Это объясняется несовершенством форм культуры, как они складывались до сего дня.
   Если в деле покорения природы человечество шло путем постоянного прогресса, трудно констатировать аналогичный прогресс в деле 
упорядочения человеческих отношений. Хочется думать, что должно быть возможным какое-то переупорядочение человеческого общества, после 
которого иссякнут неудовлетворенности человеческой культурой, культура откажется от принуждения и от подавления влечений, так что люди без 
тягот душевного раздора смогут отдаться добыванию благ и наслаждению ими. Это был бы золотой век. Спрашивается только, достижимо ли это 
состояние?
   Необходимо считаться с тем фактом, что у всех людей имеют место деструктивные, то есть антиобщественные и антикультурные тенденции. 
Этому психологическому факту принадлежит определяющее значение в оценке человеческой культуры. Если вначале еще можно было думать, что 
главное в ней — это покорение природы, то теперь центр тяжести переместился с материального на душевное. Решающим оказывается, удастся ли 
уменьшить тяжесть налагаемой на людей обязанности жертвовать своими влечениями, примирить их с такой жертвой и чем-то ее компенсировать.
   Наше развитие идет в таком направлении, что внешнее принуждение постепенно уходит внутрь, и особая психологическая инстанция (по Фрейду 
— человеческое сверх-Я) включает его в число своих заповедей. Путем такого превращения человек приобщается к нравственности и социальности. 
Это усиление сверх-Я — ценное психологическое приобретение культуры. Личности, в которых оно произошло, делаются из противников культуры ее 
носителями. Чем больше их число в том или ином конкретном районе, тем скорее данная культура сможет обойтись без средств внешнего 
принуждения.
   Но большинство людей повинуется соответствующим культурным запретам лишь под давлением внешнего принуждения, то есть только там, где 
нарушение запрета грозит наказанием.
   И в том и в другом случае важную роль играет религия.
   Еще до Фрейда Людвиг Фейербах в "Сущности религии" отмечал психологические и антропологические основы религии. Он говорил, что бог 
человека таков, каковы его мысли и намерения. "Сознание Бога есть самосознание человека, познание бога — самопознание человека".
   Он называл религию "младенческой сущностью человечества", а исторический прогресс религии связывал с тем, что все, казавшееся более 
ранней религии объективным, теперь кажется субъективным, то, что раньше считалось и почиталось божественным, ныне считается человеческим. 
Явления действительности становятся объектом религии не в силу их адекватного отображения в психике человека, а наоборот: почитаются 
человеком лишь постольку, поскольку они искажаются, извращаются сознанием человека. Природа, реальность, дают лишь материал для идеи Бога, 
но форма, преобразующая этот материал в божественную сущность, порождается фантазией. Потому, фантазия есть источник и теоретическая 
причина религии.
   Религиозная сила воображения, по Фейербаху, связана с чувством зависимости, которое включает не только страх, но и любовь, 
благодарность, почитание. Зависимость эта также связана со стремлением человека к счастью. Только люди несчастные нуждаются в религии, 
жаждут спасения, помощи и просят этого у Бога.
   Продолжая линию психологического понимания истоков религии, но уже на ином уровне, как психоаналитик, Фрейд связывал возникновение 
религии с чувством беспомощности человека перед противостоящими силами природы. Главную задачу религии, ее подлинное обоснование он видел 
в защите нас от природы. И самый первый шаг религии по этому пути — очеловечивание природы. В язычестве человек поворачивает себя наружу, 
во внешний мир. Весь окружающий его мир становится живым. Живые камни, земля, озера, горы, долины. Это происходит оттого, что с безличными 
силами и судьбой не вступишь в контакт, а очеловеченную природу можно заклясть, умилостивить, подкупить.
   У языческих племен, независимо от их обитания, существовала единая система верований. Разными были только обряды. В язычестве человек 
создавал много богов и каждого бога наделял определенным качеством себя самого. Этим древние боги, как считал Фрейд, выполняли тройную 
задачу. Они нейтрализовывали ужас перед природой, примиряли с грозным роком, выступающим в первую очередь в виде смерти, и вознаграждали 
за страдания и лишения, выпадающие на долю человека в культурном сообществе.
   В язычестве человек не имеет никакой моральной ответственности за свои поступки. За него отвечает высший мир. Человек не чувствует себя 
индивидуальностью. Оправданными являются войны и каннибализм.
   Постепенно происходит изменение акцента. Нравственные законы, установленные нашими культурами, начинают управлять всеми событиями в 
мире, а всевышняя инстанция, вершащая суд, следит за их исполнением. Всякое добро, в конечном счете, по заслугам вознаграждается, всякое зло 
карается, если не в этой жизни, то в последующих существованиях, начинающихся после смерти. Мудрость, всеблагость, справедливость — это 
черты божественных существ, создавших нас и мир в целом. Или, скорее, единого божественного существа, которое в нашей культуре сосредоточило 
в себе всех богов архаичных эпох.
   К необходимости защиты человека от природы с помощью религии присоединилось и стремление исправить болезненно ощущаемые 
несовершенства культуры.
   Фрейд далее говорит о том, что религиозные представления считаются драгоценным достоянием культуры, высшей ценностью, какую она 
может предложить своим участникам, гораздо большей, чем все искусства и умения. Но приходит к выводу о том, что как раз те сообщения нашей 
культуры, которые могли бы иметь величайшее значение для нас, которые призваны прояснить нам загадку мира и примирить нас со страданиями 
жизни, имеют самое слабое логическое подтверждение.
   В связи с последним выводом, Фрейд задается вопросом: в чем же состоит внутренняя сила религиозных учений, какому обстоятельству 
обязаны они своей независимой от санкции разума действенностью. Мы получим ответ, обратив внимание на психологический генезис религии. 
Выдавая себя за знание, она не является подытоживанием опыта или конечным результатом мысли. Это иллюзии, реализации самых древних, 
самых сильных желаний человечества. Тайна ее силы кроется в силе этих желаний. Пугающее ощущение детской беспомощности побудило 
потребность в любящей защите. Добрая власть божественного провидения смягчает страх перед жизненными опасностями, постулирование 
нравственного миропорядка обеспечивает торжество справедливости. Кроме того, она дает ответы на вопрос о возникновении мира, об отношении 
между телом и душой, что сулит гигантское облегчение индивидуальной психики.
   Религия для Фрейда — это повторение детского опыта, это особая форма коллективного невроза. Так ребенок при развитии проходит через 
фазу невроза: у одних более, у других менее отчетливую. Это происходит от того что ребенок не может подавить рациональной работой духа 
многочисленные позывы влечений, в будущем нереализуемых, но должен обуздывать их актами вытеснения, за которыми, как правило, стоит мотив 
страха. В большинстве случаев, эти детские неврозы спонтанно преодолеваются по мере роста. Так мы можем прогнозировать, что отход от религии 
неизбежно совершится с процессом "роста" человечества.
   Фрейд в своем произведении защищает этическое ядро религии и критикует ее теистические и сверхъестественные стороны, мешающие, по его 
мнению, полному осуществлению этических целей, таких как знание, братская любовь, облегчение страданий, обретение независимости и 
ответственности.
   Эрих Фромм, ученик Фрейда, также рассматривает религию через призму человеческой психики, хотя и под несколько иным углом. Он говорит, 
что фактически не было такой культуры, и, видимо, никогда не будет, в которой не существовало бы религии в широком смысле этого слова. Потому 
что потребность в смысле и служении коренится глубоко в условиях человеческого существования.
   Самосознание, разум и воображение нарушили гармонию животного существования. Человек — часть природы, он подчинен физическим 
законам и не способен изменить их; и все же он выходит за пределы природы. Он отделен, будучи частью; он бездомен, но все же прикован к дому; он 
предвидит конец — смерть. Он сознает свою беспомощность и ограниченность собственного существования.
   Разум — благословение человека и его несчастье; он принуждает его все время решать неразрешимую задачу. Человек — единственное 
животное, для которого его собственное существование является проблемой.
   Эта дисгармония человеческого существования порождает настоятельную нужду в восстановлении единства и равновесия между ним и 
остальной природой. Преданность цели, идее или силе, превосходящей человека — такой, как Бог — является выражением этой потребности.
   По мнению Фромма, нет такого человека, в котором не было бы религиозной потребности в системе ориентации и объекте для служения. 
Вопрос лишь в том, какого рода эта религия: или она способствует человеческому развитию, или, наоборот, его парализует.
   Мощной коллективной формой современного идолопоклонства выступает поклонение силе, успеху и власти рынка. Кроме этих коллективных 
форм, есть и еще кое-что, в каждом человеке свое: культ предков, тотемизм, фетишизм, культ чистоты и т. д. Многие из них называют неврозами.
   По мнению Фромма, есть одно важное отличие религиозного культа от невроза, ставящее его значительно выше последнего. Оно касается 
получаемого от ритуала удовлетворения.
   Вместе с психологическим анализом сущности религии и отмечанием некоторых ее положительных функций, Фрейд и Фромм, как материалисты, 
критикуют религиозное мировоззрение, отдавая предпочтение научному.
   Фрейд, в частности, говорит о том, что религия, несомненно, оказала человеческой культуре великую услугу, сделала для усмирения 
асоциальных влечений много, но недостаточно. На протяжении многих веков она правила человеческим обществом. У нее было время показать, на 
что она способна. Если бы ей удалось облагодетельствовать, утешить, примирить с жизнью, сделать носителями культуры большинство людей, то 
никому бы не пришло в голову стремиться к изменению существующих обстоятельств. Но этого не произошло. В настоящее время религия все 
больше сдает свои позиции науке, которая вырабатывает иной род отношений к вещам нашего мира. Чем больше людей приобщается к сокровищам 
знания, тем шире распространяется отход от религиозной веры, сперва только от ее устаревших, шокирующих форм, затем и от ее 
основополагающих предпосылок.
   Но намерение насильственно и одним ударом опрокинуть религию — несомненно абсурдное предприятие. Прежде всего потому, что оно 
бесперспективно. Верующий не позволит отнять у себя веру ни доводами разума, ни запретами. Он попадает в ситуацию ребенка, покинувшего 
родительский дом, где было так тепло и уютно.
   Но инфантилизм подлежит преодолению. Человек должен понять, что он не беспомощен. Наука многому его научила со времен потопа, и она 
будет и впредь увеличивать его мощь.
   Перестав ожидать чего-то от загробного существования, и сосредоточив силы на земной жизни, человек добьется того, чтобы жизнь стала 
сносной для всех и культура больше никого не угнетала.
   Фромм, продолжая линию своего учителя, также критикует религию. Но делает это более осторожно, без пафоса. Скорее, его критика больше 
затрагивает институт церкви, чем религию как таковую. Он осуждает церковь за то, что она вступает в компромиссы со светской властью, заботится 
больше о догмах, чем о повседневной практике любви и смирения. Трагедия всех великих религий, по его мнению, заключается в том, что они 
нарушают и извращают принципы свободы, как только становятся массовыми организациями, управляемыми религиозными бюрократами. 
Религиозная организация связывает человека, вместо того, чтобы оставить его свободным.
   Критике христианской церкви также посвящена книга видного мыслителя нашего времени Бертрана Рассела "Почему я не христианин". Рассел 
считает христианскую религию в ее церковной организации главным врагом нравственного прогресса. Чем сильнее были религиозные чувства и 
догматические верования в течение того или иного периода, тем большей жестокостью был отмечен этот период. Инквизиция — тому самый 
наглядный пример. 
   Существует множество путей, при помощи которых церковь, настаивая на том, что ей угодно назвать нравственностью, и в наше время 
причиняет религиозным людям незаслуженные и ненужные страдания. Церковь в большинстве своих представителей, все еще продолжает 
оставаться противником прогресса и улучшения во всем, что ведет к уменьшению страдания в мире, ибо ей угодно приклеивать ярлык 
нравственности к определенному узкому кодексу правил поведения, которые не имеют никакого отношения к человеческому счастью. Цель этой 
нравственности сделать людей пригодными для неба, а не сделать их счастливыми.
   Анализируя сущность религии, Рассел, как и предшествующие авторы, находит в ней психологические корни. Он говорит о том, что религия 
строится не на убеждениях, а на чувстве. Чувство, вступая в область веры, порождает суждения о добром и злом.
   Рассел считает, что суть религии — в свободе от ограничений, в стремлении к цельной жизни, освобождающей людей из тюрьмы суетных 
желаний и мелких мыслей. Но освобождение приносит только та религия, которая обходится без догматических оков. Ибо догмы, противоречащие 
человеческому естеству, превращаются в кандалы.
   Главная мысль произведения Рассела в том, что необходимо сохранить религию, не зависящую от догм. В частности, в христианстве ему 
хотелось бы сохранить основные нравственные постулаты: поклонение, смирение и любовь.
   Поклонение развивалось и изменялось по мере изменения и развития человека. В неразвитых религиях оно могло быть вызвано одним лишь 
страхом: поклонялись всему, что обладало могуществом. Этот элемент присутствовал и в поклонении Богу. Но затем страх все более и более 
вытеснялся любовью, и во всяком развитом культе он уже полностью отсутствует. Как только страх преодолевается, приходит радость созерцания. 
Но поклонение — это не только радость: рядом с ним должно быть благоговение и ощущение тайны.
   Когда в мире много зла и несовершенного добра, никакая правдивая религия не даст душе желаемого покоя, не освободит человека от 
необходимости действовать. Но она может все же дать смирение перед злом, устранить которое не в нашей власти. Христианство верит, что 
существующее зло, поскольку оно находится в согласии с волей Божьей, на самом деле не может быть злом.
   Это воззрение, по мнению Рассела, требует изменения наших критериев добра и зла, ведь значительная часть существующего, на любой 
непредубежденный взгляд, является злом. Более того, доведенная до логического конца, такая вера не оставляет действие без мотива, ибо 
предлагаемое ею основание для смирения, а именно: "Что ни происходит, все к лучшему" — делает наше стремление к лучшему излишним.
   Что касается любви, то ее Рассел разделяет на два вида: избирательную, земную любовь к тому, что приносит радость, что прекрасно или 
хорошо; и беспристрастную, небесную любовь, изливающуюся на все без различия, на самое хорошее и самое плохое, самое великое и самое 
ничтожное. У такой любви нет противоположной ей ненависти. Для божественной любви разделение мира на добро и зло, хотя и остается 
правильным, видимо, лишено глубины — оно кажется конечным и ограниченным, ведь любовь беспредельна.
   Для христианства любовь к богу и любовь к человеку — две великие заповеди. Любовь к Богу созерцательна и полна почитания, любовь к 
человеку деятельна и полна служения.
   Рассел, хотя и дает в книге практический анализ личности Христа и доказательств существования Бога с точки зрения католической церкви, не 
стремится полностью отказаться от религии. Он лишь ратует за изменение религии, за отказ от религиозных догм.
   Религия черпает силы в чувстве одиночества человека во Вселенной — чувстве, которое она способна внушить. Вначале одиночество 
достигалось тем, что вселенную подчиняли нашему собственному понятию блага; единение с Богом было легким делом, потому что Бог был 
любовью. Но крушение традиционной религии заставило усомниться, можем ли мы довериться этому способу единения. Необходимо найти такое 
единение, когда мы ничего не просим у мира и опираемся только на себя. Оно возможно в беспристрастном поклонении и всеобщей любви, которые 
игнорируют различие добра и зла и даны всем в равной мере. Чтобы освободить религию от догм, надо воздержаться от требований соответствия 
мира нашим стандартам.
   Одним из недостатков традиционной религии, по мнению Рассела, является индивидуализм. По традиции, религиозная жизнь была чем-то вроде 
диалога между душой и Богом. Подчинение воле божьей считалось добродетелью, и последняя была доступна каждому отдельному человеку 
независимо от состояния общества. Индивидуализм представлял ценность на определенных этапах истории, но в современном мире мы нуждаемся 
скорее в социальной, чем в индивидуальной концепции блага.
   Именно о необходимости поворота религии от индивидуума к обществу и о социальных задачах религии говорит в своем произведении "Религия 
в пределах только разума" Кант. К этому выводу он приходит через анализ добра и зла в мире и человеке. Каждый человек предрасположен к 
животности, человечности и личности. И лишь при воздействии на людей произвола они становятся злыми, то есть заложенное в них зло проявляется. 
Но злой от природы человек может стать добрым через революцию своего образа мышления, которая для нас возможна вследствие наших 
первоначальных моральных предрасположений. Каждый человек должен совершать в себе эту революцию образа мышления.
   Кант говорит, что большинство страстей человека, если не все, возникают из-за того, что мы живем общей жизнью с другими, то есть из-за 
социальных отношений. Поэтому, для торжества доброго принципа над злым, необходимо не только каждому человеку стать другим, но и изменить 
общество в целом. Надо основать "Общество по законам добродетели или царство Божие на земле". Подобно юридическому, в таком обществе 
возникнет общий этический строй, а люди сознательным образом объединятся в народ Божий.
   Сожалея о том, что идеал такого общества для людей никогда не достижим, Кант все же призывает не быть бездеятельными и стремиться 
приблизиться к нему. Изменение общества автор книги не мыслит без изменения церкви. Существующую церковь он называет "видимой церковью", 
основанной на церковной вере, на откровении. Такая церковь никогда не сможет заменить "невидимую церковь", "чистую веру религии". Приблизить 
первую к последней можно, придавая церкви все больше искренности, всеобщности, свободы и постоянства.
   В процессе изменения общества религиозная этика должна сыграть важную роль. Священный текст необходимо, по мнению Канта, трактовать 
моралистически. И только таким образом традиционная церковная религия сможет приблизиться к своей цели, к вере чистой религии, вызвав тем 
самым изменения в обществе.
   Идеи Канта получили свое дальнейшее развитие в начале XX века в среде русской интеллигенции. Представители Религиозно-Философского 
Общества предлагали перестроить современные формы гражданского быта и человеческого существования на основе обновленного христианства. 
Идеями богоискательства, богочеловечества насыщены работы Соловьева, Бердяева, Булгакова, Мережковского, Минского и других.
   И, наконец, в середине нашего века была написана Даниилом Андреевым — последователем Владимира Соловьева — книга "Роза Мира". 
Этот философский трактат был создан автором в политическом изоляторе, в тюрьме и является, по мнению критиков, одной из самых необычных 
книг ХХ века.
   Д. Андреев пытается показать в "Розе Мира" пути предотвращения двух самых страшных зол в современном мире: мировых войн и всемирной 
тирании, пути изменения общества во всечеловеческое братство.
   Он говорит, что в мире существует инстанция, много лет претендующая на то, чтобы стать единственной, неуклонной объединительницей людей, 
предотвращающей от них опасность войны всех против всех, опасность падения в хаос. Такая инстанция — государство. Со времен окончания 
родового строя, на всех исторических этапах, государство являлось существенной необходимостью. Государство цементирует общество на 
принципе насилия, а уровень нравственного развития, необходимый для того, чтобы цементировать общество на каком-либо ином принципе, еще не 
достигнут. Но все же заметно наличие в человечестве этических начал более высокого типа, способных не только поддерживать, но и 
совершенствовать социальную гармонию; и что еще важнее, намечаются пути ускоренного развития этих начал.
   В политической истории новейшего времени легко различаются две общечеловеческие направленности, полярные друг другу. 
   Одна из них стремится к переразвитию государства, "укреплению всесторонней зависимости личности от государства, точнее — от той 
инстанции, в руках которой находится государственный аппарат: партии, армии, вождя.
   Другая — имеет гуманистическую направленность. Ее истоки и основные этапы: английский парламентаризм, французская Декларация прав 
человека, германская социал-демократия, освободительная война против колониализма. Цель этого направления — ослабление цементирующего 
насилия в жизни народов и преобразование государства из полицейского по преимуществу аппарата, отстаивающего национальное или классовое 
господство, в аппарат всеобщего экономического равновесия и охраны прав личности.
   Несмотря на полярность этих направлений, их объединяет одна черта, характерная для ХХ столетия: стремление ко всемирному. Всемирность, 
перестав быть абстрактной идеей, сделалась всеобщей потребностью. Мир стал неделим и тесен как никогда. Решение всех насущных проблем 
может быть коренным и прочным лишь при условии всемирных масштабов этого решения.
   Деспотичные образования стремятся навязать человечеству именно свою власть. Они увеличивают военную мощь и постоянно ввергают мир 
в пучину войн и тираний. Это может привести к тому, что сильнейший в конце концов победит во всемирном масштабе. Тогда цикл закончится, чтобы 
уступить место наибольшему из зол: единой диктатуре над уцелевшими людьми — сперва, может быть, олигархической, а затем, как это обычно 
случается на втором этапе диктатур — единоличной. Это и есть угроза, самая страшная из всех, нависавших над человечеством, — угроза 
всечеловеческой тирании.
   Предчувствуя эту опасность, движения гуманистической направленности консолидируют свои усилия. Некоторые общества пытаются 
объединиться с тем, чтобы в дальнейшем политическое объединение охватило весь земной шар. Но где гарантии того, что это сверхгосударство, 
опираясь на обширные нравственно отсталые слои, расшевеливая неизжитые в человечестве инстинкты властолюбия, не перерастет опять-таки в 
диктатуру и, наконец, в тиранию?
   Знаменательно, что именно религиозные конфессии, раньше всех провозгласившие интернациональные идеалы братства, теперь оказываются 
в арьергарде всеобщего устремления ко всемирному. Возможно, в этом сказывается характерное для них сосредоточение внимания на внутреннем 
мире человека, пренебрежение всем внешним, к чему относятся и социальные проблемы общества. Но главную причину этого Д. Андреев видит в 
ужасе перед объединением мира, который возник еще во времена древнеримской империи, перед единовластием, ведущим к последним 
катаклизмам истории и ее катастрофическому перерыву.
   На горьком опыте человечество убеждается, что ни социально-экономические движения, управляемые голым рассудком, ни достижения науки 
сами по себе не в состоянии провести человечество между тираниями и мировыми войнами.
   Наука превращается в послушную служанку политических деспотий, куда более послушную и надежную, чем была церковь для феодальных 
владык. Трагедия, по словам Андреева, коренится в том, что научная деятельность с самого начала не была сопряжена с глубоко продуманным 
нравственным воспитанием. К этой деятельности допускались все, независимо от уровня их нравственного развития. Неудивительно, что каждый 
успех науки и техники обращается теперь одной стороной против подлинных интересов человечества.
   Таким образом, опыт истории подводит нас к пониманию того очевидного факта, что опасности будут предотвращены и социальная гармония 
достигнута не путем развития науки и техники самих по себе, не переразвитием государственного начала, не приходом к власти пацифистских 
организаций социал-демократического типа, но установлением над всемирной федерацией государств некоей незапятнанной, неподкупной, 
высокоавторитетной инстанции, инстанции этической, внегосударственной и надгосударственной, ибо природа государства неэтична по своему 
существу.
   Эту инстанцию Андреев условно называет Лигой Преобразования сущности государства. Ее задачи: последовательное осуществление 
всеохватывающих реформ, воспитание человека облагороженного образа, замена принуждения добровольностью, окриков внешнего закона 
голосом глубокой совести — должны подготовить почву для создания Федерации государств.
   Путь ко всемирному объединению в этом случае ляжет через лестницу различных ступеней международной солидарности, через объединение и 
слияние региональных содружеств; последней ступенью такой лестницы станет всемирный референдум.
   Для осуществления такого этического надгосударственного строя Д. Андреев видит необходимым создание учения, в высшей степени 
мирообъемлющего6 и нравственного, и политического, и философского, и религиозного.
   То обстоятельство, что последнее крупное религиозное движение в человечестве, протестантская Реформация, имело место 400 лет назад, а 
последняя религия мирового значения, ислам, насчитывает уже 13 веков своего существования, выдвигается иногда как аргумент в пользу мнения, 
что религиозная эра в человечестве завершилась.
   Но трудно было бы ожидать, чтобы, осуществляя такой стремительный прогресс (научный, технический и социальный), создавая такие 
культурные ценности как литература, музыка, философия, искусство и наука последних веков, человечество нашло бы в себе силы одновременно 
творить еще и универсальные религиозные системы.
   Однако рубеж ХХ века как раз и явился той опорой, когда закончился расцвет великих литератур и искусств, великой музыки и философии. 
Область социально-политического действия вовлекает в себя не более духовных представителей человеческого рода, а как раз наоборот. 
Образовался гигантский вакуум духовности, и гипертрофированная наука бессильна его заполнить. Можно сказать, что запасы человеческой 
гениальности не расходуются никуда. Это и есть, по мнению Андреева, лоно творческих сил, в котором зреет предопределенная к рождению 
всечеловеческая интеррелигия.
   Сможет ли религия, не старинные ее формы, а та религия итога, о которой говорит Андреев, предотвратить наиболее грозные из нависших над 
человечеством опасностей: всемирные войны и всемирную тиранию?
   Распространено мнение, будто религия реакционна. Но говорить о реакционности религии безотносительно к ее формам — то же, что 
доказывать реакционность искусства вообще или философии вообще. Реакционных форм религии можно встретить сколько угодно, но это не имеет 
отношения к той рождающейся религии итога, которой посвящена данная книга. Ибо в нашем столетии не было и нет более прогрессивных целей, 
более прогрессивных методов, чем те, что связаны воедино с этой религией.
   В чем видит Андреев отличительные черты этой интеррелигии, которую он называет Розой Мира, от других религий?
   Это не замкнутая религиозная конфессия, не международное религиозное общество, вроде теософического или масонского. Это интеррелигия 
в том смысле, что ее следует понимать как универсальное учение, указующее такой угол зрения на религии, возникшие ранее, при котором все они 
оказываются отражениями различных пластов духовной реальности.
   Второе отличие — универсальность устремлений Розы Мира и их историческая конкретность. Задачу социального преобразования 
человечества не ставила перед собой ни одна религия. Но времена изменились, появились материальные средства; и заслуга всего исторического 
процесса, а не самой Розы Мира в том, что она сможет теперь смотреть на социальные преобразования не как на внешнее, обреченное на неудачу 
и не заслуживающее усилий, но ставить их в неразрывную связь с совершенствованием внутреннего мира человека.
   Старые религии не могли добиться существенного уменьшения социального зла, так как не располагали необходимыми для этого 
материальными средствами, и отсутствие этих средств вызвало их отрицательное отношение ко всем подобным попыткам. Этим был подготовлен 
безрелигиозный этап цивилизации.
   В XVIII веке пробудилась социальная совесть. Социальная дисгармония была, наконец, почувствована и осознана как нечто недопустимое, 
оскорбляющее, требующее преодоления. Это связано также и с тем, что к тому времени начали появляться недостававшие для этого материальные 
средства. Но старые религии не сумели этого понять, не пожелали возглавить процесс социального преобразования, и в этом их тягчайшая вина. 
Религия дискредитировала себя своей вековой беспомощностью. Преобразование общества стало осуществляться чисто механическими 
средствами при полном отказе от духовной стороны того же процесса. 
   Андреев считает, что "истинная религиозная деятельность есть своего рода общественное служение, а истинное общественное служение — в 
то же время и религиозная деятельность".
   Третье отличие от традиционных религий — динамичность воззрений. Розу Мира автор представляет себе как бездогматическое учение. Если и 
можно говорить о каких-либо догматах в ее учении, то это догматика глубоко динамичная, многоаспектная, способная к дальнейшему обогащению и 
развитию, к длительному совершенствованию.
   Отсюда вытекает и еще одно, четвертое, отличие Розы Мира — перспектива последовательных, стоящих перед нею духовно-исторических 
задач, вполне конкретных и принципиально осуществимых. Вот ближайшие из них: объединение Земного Шара в федерацию государств с этической 
контролирующей инстанцией над нею, распространение материального достатка и высокого культурного уровня на все население всех стран, 
воспитание поколений людей облагороженного образа, объединение церквей, превращение планеты в сад, а государств — в братство.
   В осуществлении этих идеалов Андреев важную роль отводит искусству. Опыт последних веков и рост личности привели к тому, что сознание 
человека ощущает условность и тесноту любой догматики. Следовательно, сколь адогматичными ни были бы тезисы Розы Мира, сколь бы ни были 
они проникнуты духом религиозной динамики, но весьма многие затруднятся принять даже их. Зато множества и множества откликнутся на ее зов, 
если он будет обращен не столько к интеллекту, сколько к сердцу, звуча в гениальных творениях слова, музыки, театра, архитектуры. Образы 
искусства оставляют больше свободы воображению, они предоставляют каждому толковать учение так, как это органичнее и понятнее именно для 
его индивидуальности.
   Андреев подчеркивает, что абсолютная ценность личности заключена в том, что она содержит единородные с Богом способности творчества и 
любви. Старинные религии усматривали мерило относительной ценности личности в степени выполнения ею предписаний данного религиозно-
нравственного кодекса. Религии аскетической окраски наивысшей ступенью полагали святость, понимая под нею иноческое служение либо 
мученичество за веру. При этом любовь отступала на второй план.
   Другие религии, не склонные к аскетизму, такие как ислам и протестантизм, видоизменили этот идеал и, вместе с тем, снизили, сделав его более 
доступным, более народным, вплоть до исполнения нескольких заповедей по отношению к Богу, государству, ближнему окружению, семье, самому 
себе. Представление о долженствовании личности и в этих религиях оставалось ущербным и узким.
   Подобные задачи, но в упрощенном виде, были поставлены и безрелигиозными учениями. Ими провозглашался сниженный и противоречивый 
этический идеал, механически сочетавший некоторые прогрессивные черты с такими, которые шли вразрез с этическим минимумом, давно, казалось 
бы, бесспорным. Многие старые достижения социального прогресса: свобода слова, печати или религиозной пропаганды, — были отброшены. 
Поколения, воспитанные в подобной атмосфере, постепенно теряли самую потребность в этих свободах — симптом, говорящий о духовном 
регрессе общества.
   Учение Розы Мира указывает на абсолютную ценность личности: на ее право на освобождение от гнета бедности, от гнета агрессивных 
обществ, на благополучие, на все виды свободного творчества, на обнародование этого творчества, на религиозные искания, на красоту. Учение 
укажет на долженствование личности: на последовательное расширение сферы того, что охватывается ее любовью, на возрастание, умножение и 
просветление того, что создается ее творчеством.
   Претендовать на абсолютную истинность своего учения Роза Мира, как и любая другая религия, не может, ибо всеведением не обладает ни 
один человеческий коллектив, ни одна личность. Но столь же беспочвенно и нелепо, по мнению Андреева, утверждение, будто бы все учения, или 
какое-либо учение ложно. Совершенно ложных учений нет и быть не может. Если бы появилось мнение, лишенное даже крупицы истины, оно не могло 
бы стать учением, то есть переданной кому-то суммой представлений. Однако имеется известное соотношение отдельных истинных и ложных 
тезисов, при котором сумма ложных начинает обесценивать крупицы истины, в данном учении заключенные. Далее следуют учения, в которых 
ложные утверждения не только обесценивают элемент истинного, но переводят всю систему в категорию отрицательных духовных величин. 
Подобные учения принято именовать учениями "левой руки".
   Религии, к разряду учений "левой руки" не относящиеся, различаются между собой, как говорит Андреев, не в силу истинности одной из них и 
ложности другой, а по двум совершенно другим координатам.
   Во-первых, в силу различных ступеней своего восхождения к абсолютной истине, то есть сообразно убыванию в них субъективного, эпохального 
элемента. Это стадиальное различие можно условно назвать различием по вертикали.
   Во-вторых, они различаются из-за того, что отражают различные ряды объектов познания. Это различия по горизонтали.
   В развитии науки мы наблюдаем непрерывный процесс накопления относительных частных истин и их совершенствование, уточнение. На 
очередной стадии отвергаются обычно не ряды накопленных ранее фактов, а лишь их устаревшее толкование. Но в истории религий господствуют, к 
сожалению, иные обычаи. Привнесение в религию научной методики было бы, конечно, грубой ошибкой, столь же незаконной, как перенесение 
методов искусства на область науки. Но перенять доброе обыкновение ученых — не отвергать, а переосмысливать ряды накопленных ранее 
относительных истин давно пора.
   В своей книге Даниил Андреев высказывает совершенно новое отношение к природе, к истории, к судьбам человеческих культур, к их задачам, 
к творчеству, к построению мира и многому другому. "Роза Мира" дает ключи к загадкам, перед которыми в растерянности останавливались 
мыслители прошлого.
   Выделяя в исторической деятельности культурную доминанту, Андреев заставляет нас по-новому взглянуть на предмет собственно истории. 
Вследствие ряда подмен, предметом истории постепенно становится летопись человеческих злодеяний: войн, восстаний, заговоров, свержений, 
переворотов, убийств, революций, то есть процессов, в которых наиболее ярко выражена разрушительная гибельная тенденция в характере 
человечества. История утратила интерес к творческим, сознательным процессам и совсем перестала быть историей исканий человеческого духа, 
историей завоеваний в областях культуры и духовности, историей восхождений от инстинктивного эгоистического начала в человеке к духовному 
альтруистическому. В лучшем случае она стала историей ошибок человека в отыскании путей гармоничного развития.
   Книга Д. Андреева пронизана надеждой на светлое будущее, на то, что наши внуки и правнуки будут свидетелями прихода Розы Мира к власти 
надо всей землей. Он пишет: "Вспомним всадников Апокалипсиса. Лишь последовательность всадников в истории не та, что предсказал провидец на 
острове Патмосе: первым промчался Черный — эра господства иерократии на феодальной основе. Теперь завершает свой путь всадник второй, 
Красный: каждый поймет, что таится за этим символом. Ждем и уповаем на всадника Белого — Розу Мира, золотой век человечества!"
Библиографический список
1.   Андреев Д. Л. Роза Мира. — М.: Прометей, 1991.
2.   Кант И. Религия в пределах только разума. — М., 1980.
3.   Настольная книга атеиста. — М., 1990.
4.   Перепелицын М. Л. Философский камень. — М., 1990.
5.   Рассел Б. Почему я не христианин. — М., 1987.
6.   Розанов В. В. Опавшие листья. — Л., 1990.
7.   Фейербах Л. Сущность религии. — М., 1955.
8.   Фрейд З. Будущее одной иллюзии// В кн. "Сумерки богов". — М., 1989.
9.   Фромм Э. Психоанализ и религия В кн. "Сумерки богов". — М., 1989.