В сознании абсолютного большинства людей существует резкая граница между западным миром и Востоком, как у Р.Киплинга: “Запад есть
Запад. Восток есть Восток”.
“Запад есть Запад. Восток есть Восток”
Запад, в представлениях среднего обывателя, — это этакий колосс, устойчивый, регулируемый отлаженной системой законов и традиций,
развивающийся по научно выверенным моделям развития, обеспечивающий стабильную жизнь своим согражданам.
В свою очередь, Восток воспринимается как совершенно иной мир, мир социальных контрастов, полный экзотики, непостижимости для
европейской .логики, имеющий мало общего с западным укладом жизни. .Для пресловутого западного обывателя он представляет интерес лишь с
точки зрения туристического объекта, правда, иногда довольно опасного: то эпидемии, то войны...
Запад традиционно относится к востоку снисходительно и высокомерно, различая его как сферу своих стратегических интересов: нефть, газ,
дешевая рабочая сила.
Восток же испытывает к Западу более сложные чувства, которые в основном определяет комплекс бывших колоний, а также стремление
подражать Западу.
Если сейчас пройти по улицам западных городов, мы обнаружим удивительное явление: кажется, что белые люди растворены в океане
цветных. В Германии то и дело встречаются мечети (за последние 15 лет здесь их построено более 10000), восточные базары, целые кварталы, где
ты слышишь исключительно арабскую или турецкую речь, а возглас “Аллах акбар!” стал самым известным. Ту же картину можно наблюдать во
Франции, странах Бенилюкса, США. И с каждым годом количество Востока в пределах Запада растет по экспоненте.
Исламский фактор стал определять очень многое в современной жизни западных государств.
В настоящее время, возможно, речь идет о втором нашествии арабов.
Обратите внимание на то, что в последнее время появляется все больше и больше сообщений и публикаций на тему исламизации Европы и
Северной Америки. Возможно, аналогом этих процессов является проникновение представителей кавказских национальностей в Европейскую
Россию.
Так что же собою являет исламский фактор, и какие последствия грозят Западу? Рассмотрим этот вопрос на примере отдельно взятой страны,
например, Франции.
В самом сердце французской столицы, на острове Ситэ, вашему взору открывается знаменитый собор Парижской Богоматери — памятник
средневекового католического зодчества. Но стоит вам сесть на метро и через четверть часа выйти на станции “Барбес Рошешуар”, и, побродив по
кварталу, вы скоро ощутите атмосферу… мусульманского города. Вот по улице идет группа смуглых женщин в традиционных платках и длинных
просторных платьях. Вот магазинчик, вывеска над которым, написанная по-арабски, не оставляет сомнений: он предназначен для мусульман,
желающих купить мясо, разрешенное в пищу согласно шариату. А вот исламская книжная лавка. Впрочем, здесь можно приобрести литературу
религиозную — от Корана до трудов аятоллы Хомейни — и не только, а также четки, молитвенные коврики на любой вкус, календари, украшенные
кораническими изречениями или изображениями святой Каабы, кассеты с записями проповедей самых популярных мусульманских шейхов.
В конце 1994 года весь мир был взбудоражен сообщением о захвате исламистами самолета авиакомпании “Эир-Франс” в алжирском
аэропорту. Однако наибольший резонанс этот инцидент вызвал именно во Франции. Дело в том, что за истекшие два десятилетия “присутствие”
ислама в этой стране стало реальностью, с которой приходится считаться и обществу, и государству. И неудивительно, что каждый очередной акт
исламского терроризма заставляет Французов с напряжением следить за настроениями в местной, весьма многочисленной мусульманской общине.
Сколько всего мусульман живет сегодня во Франции? Точная статистика на этот счет отсутствует хотя бы потому, что с 1968 года в переписях
населения запрещено (во имя строгого соблюдения принципа светского государства) указывать конфессиональную принадлежность жителей страны.
Специалисты, однако, называют приблизительную цифру в три миллиона человек.
Трехмиллионное мусульманское население Франции можно разделить на две большие группы: иммигрантов-иностранцев и так называемых
“французских мусульман”.
Подавляющее большинство иммигрантов составляют выходцы из бывших французских колониальных владений в Африке. Это, прежде всего,
алжирцы (как арабы, так и бербероязычные кабилы), тунисцы и марокканцы, а также граждане из стран “черной” Африки — Сенегала, Мали и др.
Значительная часть “мусульманской” иммиграции представлена выходцами из арабских стран Ближнего Востока (прежде всего Ливана и
Сирии); в стране также имеются более или менее крупные общины пакистанцев, иранцев, турок и курдов.
Что касается “французских мусульман”, то они подразделяются на три категории: “арки” (искаженное арабское “хараки”), “беры” и собственно
французы-европейцы, по тем или иным причинам принявшие исламскую веру.
Название “арки” исторически закрепилось за теми алжирцами, которые в годы войны за независимость (1954 – 1962 гг.) служили в частях
французской “вспомогательной полиции” (“харака”), в учреждениях колониальной администрации. В 1962 - 1963 гг. вместе с 900 тысячами
“черноногих” вропейских колонистов, осевших во французском Алжире, в метрополию переселились около 20 тысяч “арки” со своими семьями. Им
было предоставлено французское гражданство. В настоящее время “арки” и их потомков, по официальным данным, насчитывается около 450 тысяч
человек.
Слово “бер” современного происхождения. На молодежном жаргоне, распространенном в парижских предместьях, оно означат “араб” и
изначально было презрительной кличкой “французов в первом поколении” — детей арабских иммигрантов, преимущественно из стран Магриба. Со
временем это слово утратило былое значение и фактически превратилось в самоназвание для значительной части французских мусульман.
Быстрому росту численности “беров” способствовал принятый во Франции в 1974 году, в условиях экономического кризиса, закон об ограничении
трудовой иммиграции, и в результате магрибинцы, в прошлом регулярно приезжавшие на заработки в бывшую метрополию и опять возвращавшиеся
в свои страны, поменяли “тактику”. Они старались остаться во Франции и воссоединиться со своими семьями — это не воспрещалось согласно
принятому закону. В соответствии с французским законодательством, их дети уже “автоматически” получали право на французское гражданство, что
давало им неоспоримые социальные и экономические преимущества.
Что касается обращения французов в мусульманскую веру, то это явление получило распространение лишь после бурных событий весны 1968
года, так называемой “парижской весны”, на фоне кризиса ценностей, охватившего тогда все французское общество. Точная численность этой
категории французских мусульман, в массе своей глубоко верующих и соблюдающих обряды исламской религии, неизвестна. По разным источникам
она колеблется от 30 тысяч до 300 тысяч.
На территории Франции мусульманское население проживает неравномерно. В целом география его расселения совпадает с географией
магрибинской трудовой иммиграции. В Париже имеются отдельные кварталы, где численность мусульман относительно велика (Барбес и Бельвиль).
То же можно сказать о промышленных предместьях французской столицы. Однако лидирующие позиции в этом отношении занимают такие
департаменты как Марсель, Лион и Лилль.
По числу последователей ислам является во Франции второй религией после христианства. Тем не менее, как религиозный, социально-
культурный и политический феномен ислам заявил здесь о себе сравнительно недавно. Так, до середины 70-х годов во Франции действовало не
больше десятка мечетей, а в результате массового “оседания” во Франции рабочих иммигрантов из стран Магриба их количество выросло в 700 (!)
раз.
На некоторых кладбищах были отгорожены специальные “мусульманские” участки; в городских кварталах, как грибы после дождя, стали
открываться лавки по продаже “халяльного” (от арабского “ха-ляль”, обозначающего все “разрешенное” согласно нормам шариата) мяса, колбас и т.
д., а также исламские книжные и сувенирные лавочки.
Все эти видимые признаки “рождения” ислама во Франции, христианской, преимущественно католической стране, где до сих пор всеми правами
“признанного” конфессионального меньшинства пользовалась лишь иудейская община, естественно, не могли не вызвать широкого общественного
резонанса.
Если в 70-е годы во Франции давал о себе знать антиарабский расизм, ставший неотъемлемой частью “идеологии” и практики ультраправых
националистических движений, то уже в начале 80-х годов многие заговорили об “исламской угрозе”. Иранская революция и общий подъем
исламистских движений в мусульманском мире с характерной для них антизападной направленностью благоприятствовали распространению в
стране если не откровенно враждебного, то, во всяком случае, подозрительного отношения к исламу как к реальному или потенциальному носителю
интегризма, несовместимому со светскими традициями Франции.
В начале 90-х годов успех Исламского Фронта Спасения (ИФС) в Алжире, вскоре приведший к ожесточенному столкновению между алжирским
режимом и вооруженными группами исламистов, придал в глазах французской общественности особую остроту проблеме “исламского интегризма”,
прежде всего, в связи с наличием среди мусульман, живущих во Франции, групп, симпатизирующих ИФС или связанных с ним.
Вообще факт тяготения мусульман Франции к странам своего происхождения, а, следовательно, возможность для различных государств
исламского мира использовать общины своих соотечественников (в том числе и по “религиозным каналам”: финансирование мечетей, религиозных
организаций и ассоциаций, издание брошюр и книг и т. д.) в собственных политических целях воспринимается властями как серьезная проблема.
Этнокультурные различия, с одной стороны, и ориентация на различные государства и существующие политические модели мусульманского
мира, с другой, позволяют выделить внутри современного “французского ислама” три основных течения, а также ряд второстепенных.
“Магрибинский ислам” представлен во Франции, в силу исторических причин, наиболее широко. Помимо “арки” и “беров” в стране проживают 800
тысяч алжирцев, 450 тысяч марокканцев и 200 тысяч тунисцев. В Магрибе распространен суннитский ислам маликитского толка, считающийся самым
строгим после ханбалитского. Это накладывает определенный отпечаток на характер религиозности выходцев из стран Магриба, где наименее
грамотные слои населения сохраняют приверженность “народному исламу” с его культом святых, авторитетом “святых” шейхов-марабутов и т. д.
Молодое поколение мусульман — выходцев из Магриба и образованные слои населения являются более “секуляризованными”: не будучи в
большинстве своем практикующими верующими, они смотрят на ислам как на основу собственной культурной принадлежности.
В формировании облика “магрибинского ислама” участвуют три страны региона — Алжир, Марокко и Тунис.
Алжир пытается распространять свое влияние на весь “контингент” магрибинских иммигрантов во Франции и на их потомков. Эта его претензия
на роль “исключительного представителя” мусульман во Франции фактически поддерживается французскими властями.
Выходцы из Марокко, большая часть которых входит в “Содружество марокканских рабочих и коммерсантов”, контролируют значительную
часть мечетей во Франции.
Среди мусульман, приехавших из Туниса, наиболее влиятельны исламистские движения, идеи которых пользуются популярностью, главным
образом, у представителей иммигрантского “среднего” класса.
“Африканский ислам” представлен выходцами из стран “черной” Африки: Сенегала, Мали, Кот-д’Ивуара и др. Среди африканского населения
Франции, по данным статистики, мусульмане составляют 49 %, против 50 % христиан и 1 % анимистов. “Африканский ислам” — исключительно
суннитского толка, т. е. заставляющий следовать строго законам шариата.
К числу крупнейших относится течение “турецкого ислама”. Во Франции проживает 150 тысяч выходцев из Турции, включая курдов.
Возможно ли на этом пестром фоне возникновение “французского” ислама, интегрированного во французское общество и его культуру, не
находящегося в конфликте с законодательством страны? Эта проблема сегодня заботит всю французскую общественность. Поэтому интересно
мнение известного всему миру не только океанографа, но и геополитика Жака-Ива Кусто. Он считает, что через 50 - 60 лет международным языком
станет арабский, вытеснив повсеместно английский. Кусто также высказывает предположение, что через те же 60 лет население Европы будет на
2/3 арабским, и ислам выйдет на первое место в мире по количеству последователей.
К этим высказываниям знаменитого ученого, кажется, стоит прислушаться.
Европа для мусульман: постоялый двор или отчий дом
Скромный храм в лондонском Ист-Энде, возведенный еще в 1743 году, пережил многих прихожан: здесь пылали гневом отмщения гугеноты,
чинно внимали душеспасительным речам методисты, следом вникали в премудрость Талмуда иудеи. В наши дни под его сводами собираются те, кто
с благоговением читает надпись у входа, призывающую восстановить халифат — империю во благо мусульман.
А в это время в Париже, у подножия Монмартра, в районе под названием “Капля золота” сотни правоверных теснятся в помещении бывшего
склада, который превращен в мечеть, чтобы услышать слова 32-летнего шейха Абдельбаки Сахрауи: “Будущее в руках Аллаха”.
В Брюсселе на площади Иоанна Крестителя издавна размещавшийся там рынок видоизменился до неузнаваемости и теперь напоминает “сук”
— восточный базар.
В Испании поднимаются к небу минареты. В Италии на кульманы ложатся чертежи с контурами будущих мечетей. В Великобритании
насчитывается 1,9 миллиона мусульман, в Нидерландах — 1,1 миллиона, а в Германии — около 3 миллионов. В Западной Европе обосновалось от
10 до 12 миллионов иммигрантов, чьи родители или они сами приехали из стран, принадлежащих к мусульманскому миру.
Жан-Клод Чесне, Французский демограф, убежден: “Европа становится новым рубежом для ислама” (может быть, это было не последним
соображением в том случае, когда Франция, на удивление своим союзникам по Североатлантическому альянсу, вступилась за боснийских сербов во
время первой Балканской войны 90-х гг.).
Здесь нужно вспомнить, как это начиналось. Возьмем Бельгию, у которой с 1964 года на протяжении десяти лет действовал
межгосударственный договор с Турцией и Марокко, который гарантировал режим наибольшего благоприятствования для эмигрантов. Им сулили
отдых на “изумрудных лужайках”, благоустроенные квартиры, заполненные потребительскими товарами магазинные полки. “Вы не устоите перед
соблазном купить автомобиль в кредит”,— заманивали брошюры.
Стареющее население, низкая рождаемость, потребность в деятельных руках вынудила Бельгию, и в этом она не была исключением,
соблазнять их переездом на постоянное место жительства. Зачем? Им предстояло вытеснить с рынка труда итальянцев, испанцев, греков,
португальцев, которые со временем узнали себе цену и перестали быть дешевой рабочей силой.
“Либеральная миграционная политика была выгодна для экономики”, — считает Эн Морелли из Свободного университета в Брюсселе.
“Правительство даже поощряло марокканцев и турок заводить семьи, чтобы омолодить население”.
Все в прошлом. Сегодня в Западной Европе бритоголовые юнцы, неофашисты, политики крайне правого толка паразитируют на теме
иммиграции, выставляют иноверцев в качестве источника всех бед и злоключений. И нередко клич потерявшего рабочее место “коренного”
француза: “Арабов в Сену!” — попадает на благодатную почву.
Даже деятели государственного масштаба, занимающие ответственные посты, вносят вклад в разжигание нетерпимости. Бывший генеральный
секретарь НАТО Вилли Клас и нынешняя глава британской спецслужбы МИ-5 Стелла Ремингтон в один голос заявляют: от радикального крыла
ислама исходит “геополитическая угроза” и с ней предстоит столкнуться.
Вот лишь малая часть сообщений о действиях исламистов на территории Западной Европы в последние годы:
· “Август 1994 г. Арест 2 арабов, виновных в террористическом акте в Марракеше (Марокко)”.
· “Ноябрь 1994 г. Самосожжение семьи курдских поселенцев в Германии”.
· “Январь 1995 г. Создан Исламский центр в Гамбурге”. По формулировке германских спецслужб, он служит “идеологической штаб-квартирой с
задачей распространения в Западной Европе ислама иранского толка. Всего на немецкой земле действуют 14 экстремистских организаций,
прикрывающихся именем Аллаха, которые насчитывают не менее 25 тысяч потенциальных боевиков.
· “Декабрь 1994 г. Захват исламистами самолета авиакомпании “Эир-Франс” в алжирском аэропорту”.
Сумеет ли просвещенная Европа зарыть в глухом лесу топор расовой нетерпимости, религиозных предрассудков, подозрительности к “чужакам”
и принять в свое лоно быстро растущую мусульманскую общину?
Неужели подозрительность к иноверцам требует обязательной дани, как считает Карен Армстронг, автор книги “Святые войны”? Ее мнение: “На
смену холодной войне против Советского Союза приходит холодная война против ислама”, — разделяют многие.
Отсюда и ответная реакция. Наблюдая за нравами в мусульманских общинах, можно заметить, что происходит размежевание по этническому
принципу, возникает стремление подчинить жизнь религиозному служению, найти прибежище среди своих, не учить немецкий, французский и т. д.,
затвориться.
Между тем влияние исламской цивилизации на Старый Свет как в глубине веков, так и сегодня трудно переоценить. Оккупированная Испания в
девятом веке познала благо “бремени темнокожего человека”, поскольку мавры принесли с собой передовое слово в архитектуре, открыли
горизонты астрономии, познакомили с открытиями в области медицины.
В средние века, когда на всех европейских перекрестках царили нравы разбойников “большой дороги”, французские трубадуры вдохновлялись
образцами сладкозвучной поэзии Персии и тем готовили почву для Ренессанса.
В наши дни Европа очарована музыкальным стилем “раи”, необычным гибридом рока и традиционных арабских ритмов.
Законодателями моды в мире высокой беллетристики стали такие маститые авторы как Амин Маалуф из Ливана, удостоенный во Франции за
роман “Скала Таниус” премии братьев Гонкуров — высшей награды за писательский труд.
Не нужно забывать, что и традиция непринужденных бесед за чашечкой кофе пришла на старый континент с Востока.
С предвзятым взглядом трудно справиться. Во Франции провели опрос общественного мнения, предложив выбрать из длинной вереницы слов
три наиболее подходящих для характеристики ислама; этими словами стали: фанатизм, подчинение и отрицание западных ценностей. Сами же
мусульмане остановили свой выбор на другой триаде: демократия, справедливость, свобода.
Приблизительно так же дела обстоят и в США.
Луис Фарахан — лидер радикальной религиозной секты, которая называет себя “Нация ислама“, в начале 1995 года предпринял поход на
Вашингтон. В марше приняло участие около 1,2 миллиона негров.
Секта Л. Фарахана закрыта для белых. Ее ударную силу составляет не столько проповеднический талант самого Фарахана, сколько
организованные им отряды негритянских атлетов. Некогда полупрезираемые за уголовный след, тянущийся едва ли не за каждым из этих молодых
людей, эти грозные формирования стали надежной охраной не только мероприятий, созываемых лидером секты, но и отдельных черных
знаменитостей, которым Фарахан одалживает своих молодцов. Например, Джонни Кокран — сегодня, безусловно, самый знаменитый негр-адвокат
— покидал суд над другой черной знаменитостью — О. Д. Симпсоном — в сопровождении неулыбчивых двухметровых стражей из Нации ислама.
Оправдание О. Д. Симпсона вызвало почти поголовное одобрение со стороны негритянского населения Соединенных Штатов. Именно на этой волне
расовой гордости Фарахан призвал миллион своих собратьев к походу на Вашингтон.
Даже те, кто считает Фарахана демагогом фашистского толка, не могут отрицать его растущего влияния среди негров, составляющих 14 %
населения США. Не выступая прямо против памяти легендарного негритянского проповедника Мартина Лютера Кинга, Фарахан открыто
насмехается над его философией ненасилия.
Для Фарахана и его последователей М. Л. Кинг — нечто вроде дяди Тома. Хижина дяди Тома, да и сам этот “дядя”, в глазах абсолютного
большинства американских негров давно стали презираемыми символам трусливого непротивления злу и покорности судьбе.
Недавно опубликованные статистические данные показали, что в 1990 году каждый четвертый из негров в возрасте от 20 до 29 лет находился
или в тюрьме, или под следствием. Только что опубликованы данные по 1994 году: каждый третий негр вращается по орбите уголовного наказания,
при этом уровень преступности среди подростков 14 - 20 лет еще выше.
Нация ислама считает это не отражением негритянской преступности, а жестоким ликом расистской юриспруденции, которая целиком и
полностью подчинена белым. Оправдание Симпсона, по Фарахану, — блестящий образец расовой солидарности, который должен быть
распространен на все сферы политической и общественной жизни. Негры должны делом доказать свое превосходство над белыми. Успех самых
радикальных сил негритянской общины знаменует собой кризис всей политики “великого общества”, внушавшей столько надежд на протяжении
последней четверти века. В новое столетие Америка вступает с грузом расовой проблемы, окрашенной в характерный зеленый мусульманский цвет;
и никто не знает, как выбраться из тупика.
Заключение
Хотелось бы подвести некоторые итоги. Из вышеизложенного ясно: проблема исламизации сегодня стоит настолько серьезно, что требует не
только постоянного наблюдения, но и противодействия, если мы хотим сохранить христианскую цивилизацию и европейскую расу вообще.
Отметим, прежде всего, низкую рождаемость в европейских и американских семьях, разрешение однополых браков, растущие бесплодие и
импотенция как следствие сексуальной революции, невиданный размах детской проституции, абортов (вспомним, что почти во всех исламских
странах эти деяния наказываются смертной казнью), растущее употребление синтетических наркотиков, ведущее к необратимым мутациям в генах,
распространение атеизма, гедонизма (влечения к наслаждению). И на фоне этого исламские семьи: характерная высокая рождаемость,
нравственные устои, поддержание физического и духовного здоровья.
В последние годы и европейцы, и американцы демонстрируют явную слабость перед мусульманами: американцы не решились добивать Ирак
(которому Иран, несмотря на междоусобицу, пообещал военную помощь в случае продолжения агрессии — примечательный факт единения перед
общим врагом); европейцы и те же американцы предпочли не ссориться с мусульманским миром по поводу Боснии и Герцеговины и поэтому встали
на сторону боснийских мусульман, фактически разрешая последним беспрепятственно совершать геноцид против христиан-сербов, постоянно
помогая первым оружием, бомбардировками, топливом.
Возможно, это признаки надвигающейся агонии европейской цивилизации, как дряхлеющего этноса, находящегося на закате своей истории, о
чем предупреждали многие геополитики от О. Шпенглера и Н. Данилевского до Л. Гумилева и Ж-И .Кусто.
Думается, что мы, русские, должны пристально наблюдать и предпринимать практические шаги во имя спасения своего собственного народа и
культуры от нашествия ислама.
Вполне возможно, что Россия стоит на пороге аналогичных Европе процессов.
|