Введение
Тема настоящей работы — причины и последствия постройки берлинской стены, события, которое
общепризнанно и оправданно считается кульминационным моментом в драматической истории раскола Германии
и разделения немецкого народа.
Актуальность исследования этого сюжета новейшей истории Европы представляется бесспорной. Во-
первых, в сегодняшней России объективно востребован исторический опыт Германии, особенно интенсивно даже
по европейским меркам, менявшей в течении ХХ века идейные, мировоззренческие, политические ориентиры и
геополитические парадигмы (от монархии до республики, от либерализма и коммунизма до фашизма, от
стремления к мировому господству до противодействия уже в наши дни гегемонистским устремлениям США).
Большой ценой для нашей страны в ее современном состоянии может обладать германский опыт преодоления
духовного и цивилизационного коллапса, который Германия пережила в ХХ веке дважды (вследствие поражения
в Первой мировой войне и реализации в 30 – 40-е гг. фашистских доктрин). Одним из наиболее разрушительных
последствий этих исторических коллизий стало именно разделение немецкого народа между двумя враждебными
военно-политическими лагерями.
Помимо этой, условно говоря, социально-политической актуальности тема причин и исторических следствий
кульминации берлинского кризиса, выразившегося в постройке пресловутой стены, важна и как научная
проблема. В этом качестве история предпосылок и последствий Берлинского кризиса выводит нас на тему
закономерностей противоборства крупных военно-политических блоков и закономерностей функционирования
отдельных подсистем этих блоков.
Цели и задачи работы.
Цель данной работы состоит в том, чтобы выявить место политического кризиса, окончившегося постройкой
берлинской стены в ряду событий истории немецкого вопроса в послевоенной Европе и определить причины,
обусловившие его кульминационный характер и выделившие его на фоне прочих эпизодов противостояния
Варшавского блока и НАТО в целом и ГДР и ФРГ как их частей.
Для достижения этой цели в работе последовательно решаются следующие задачи:
· проследить эволюцию подходов руководства СССР и США к решению германского вопроса, определить
связь возникновения критических ситуаций вокруг Германии с процессом этой эволюции
· рассмотреть становление внешнеполитических линий руководства ГДР ФРГ в вопросах их взаимных
отношений, выяснить степень самостоятельности внешней политики этих государств, а так же характер
связи между особенностями внутри- и внешнеполитических систем, возникших в ГДР и ФРГ в результате
событий берлинского кризиса, с реализованным в конце 80-х – начале 90-х сценарием объединения
Германии.
Внешнеполитические стратегии СССР и США и германский вопрос
Во внешнеполитических стратегиях США и СССР после окончания Второй Мировой войны происходят
серьезные изменения. Прежние союзнические отношения стремительно разрушаются. На повестку дня встает
вопрос о сохранении или ревизии ялтинско-потсдамского комплекса соглашений, которые фиксировали
расстановку сил в мире к 1945 году.
И советская, и американская политика может быть охарактеризована как экспансионистская. При этом,
между ними существует существенная разница. Если устремления СССР ограничивались обеспечением
лидерства в нескольких регионах (Восточная Европа, отчасти Дальний Восток), то конечная цель США состояла
в общемировой гегемонии. Если лидерство, которое стремилось обеспечить себе руководство СССР в
Восточной Европе, было на данном этапе средством сохранения собственного статус-кво во
внутреннеполитической жизни страны и статус-кво России как великой европейской державы, то американское
руководство вполне сознательно поставило себе задачу превращения США в сверхдержаву.
Инструменты, которыми свою стратегию реализовывали Штаты в ближайшие послевоенные годы —
доктрина Трумэна, план Маршалла, т. н. «план Баруха», предполагавший установление международного контроля
над ядерными программами в различных государствах.
Германский вопрос стал одним из мощнейших средств дипломатического давления США на СССР. Вопрос
этот первоначально рассматривался как вопрос о характере послевоенного внутриполитического устройства и
внешнеполитической ориентации Германии.
В руководстве СССР не было единого мнения относительно этих вопросов. Так, Молотов позже утверждал,
что он изначально настаивал на более активных попытках распространения коммунистической идеологии и более
решительной поддержке левых в Германии, тогда как Берия считал достаточным добиться нейтралитета
Германии и его прочных гарантий [Об этом см. 140 бесед с Молотовым. (сост. Ф Чуев). М. 1994].
Тем не менее, на конференции в Москве (март – апрель 1947 г.) советскими участниками была
сформулированная однозначная позиция. Молотов «с твердостью, которая выглядит парадоксальной для тех,
кто знает последующее изменение советской дипломатии выступал наиболее последовательным сторонником
сохранения единого немецкого государства. Молотов аргументировал свою позицию двумя доводами:
необходимо избежать того, чтобы идея германского единства превратилась в знамя реванша для
милитаристских сил, а также необходимостью иметь одного политического представителя Германии, который мог
бы нести ответственность за свои обязательства по отношению к победителям. Молотов также хотел, чтобы Рур
был выведен из-под исключительного контроля Германии и поставлен под управление четырех стран оккупантов.
Что касается будущего политического устройства страны, то в качестве главного ориентира Молотов предлагал
взять конституцию Веймарской республики» [Боффа Дж. История Советского Союза. М., 1990. Т. 2, с. 276].
По оценке Дж. Боффа, главная опасность, которая виделась советской дипломатии в германском вопросе,
в этот момент состояла в возможности образования на западе Германии сепаратного немецкого государства,
которое, опираясь на промышленный потенциал Рура и помощь США, могло бы попытаться взять реванш за
поражение в войне.
Отчасти — в смысле начала образования сепаратного государства на западе — эти опасения начинали
сбываться: 1 января Англия и США объединили свои оккупационные зоны без каких-либо предварительных
консультаций с СССР (т. н. «Бизония»).
В дальнейшем события развивались в сторону дальнейшего усиления конфронтации между бывшими
союзниками. Наиболее острый эпизод противостояния по поводу германского вопроса относится к 1948 г., когда
СССР начал блокаду Западного Берлина.
В определенном смысле это событие можно считать прообразом будущего кризиса, окончившегося
строительством Берлинской стены. Для советского руководства толчком к той и другой акции послужили схожие
соображения – нанести противнику ответный удар в единственном уязвимом моменте его германской политики с
тем, чтобы вынудить его к переговорам о пересмотре статуса Германии в духе советских предложений.
Что касается событий 1948 года, их результат можно квалифицировать как серьезное поражение советской
дипломатии. Блокаду пришлось снимать, так и не дождавшись каких-либо уступок, эта акция способствовала, к
тому же и созданию той психологической атмосферы, которая сделала возможным перерастание экономического
сотрудничества на основе плана Маршалла в военно-политический союз НАТО, созданный в 1949 г.
В этом же году свершилось и то, чего всеми правдами и неправдами стремилась избежать советская
дипломатия: была провозглашена Федеративная республика Германии (23 мая 1949).
Ущерб, понесенный от этих шагов Америки, пытались ликвидировать за счет образования ГДР и ее
подключения к работе таких организаций, как СЭВ (а позже, в 1954, — ОВД). Разумеется, эти начинания были
заведомо слабым ответом, поскольку означали отказ СССР от всех прежних стратегических замыслов
относительно Германии и фактически передавали инициативу США, давая им возможность втянуть СССР в еще
один очаг острого противостояния в полном соответствии с доктриной Трумэна.
В известном смысле, после всех этих событий германский вопрос потерял для советского руководства
прежнюю привлекательность: на территории Германии, поделенной надвое, началось рутинное военное
противостояние двух враждебных блоков. В это время на территории Восточной Европы КПСС столкнулась с
другим кругом проблем: началось противостояние с югославским руководством, возникли сомнение в лояльности
партийных элит ряда европейских государств, на этом фоне шло сложное отлаживание механизмов СЭВ и ОВД.
Тоже самое можно сказать и о позиции США в германском вопросе: он вскоре был оттеснен на второй план
событиями в Китае и в Корее и сколачиваем военных блоков в Азии.
Развитие событий вокруг германского вопроса вновь начинается после смерти
Сталина
Исторический фон этих событий задавался следующими обстоятельствами. В середине 50-х полным ходом
пошел распад колониальной системы (в 1953 требования независимости выдвигают Марокко, Алжир, Тунис, в
1954 г., получают независимость Лаос и Камбоджа, во Вьетнаме войска Хо Ши Мина берут крепость
Дьенбьенфу, .проходит Женевская конференция по Вьетнаму, США начинают втягиваться в войну и т. п.)
Система взаимоотношений Запада и стран третьего мира рушится, а значит, для СССР, хотя бы
гипотетически, возникает возможность пересмотра статус-кво Европы.
Кроме того, смерть Сталина послужила толчком к борьбе за власть партийной верхушки СССР и, тем самым
к выработке противоборствующими группировками внутри- и внешнеполитических альтернатив прежнему курсу.
Зримым проявлением этих процессов стал лозунг, провозглашенный в 1953 г. Маленковым: «мы за мирное
сосуществование».
Определенные подвижки произошли и в Штатах: госсекретарем становится Джон Ф. Даллес, принимающий
концепцию подталкивания СССР «до грани войны», иными словами, во внешней политике возобладал курс еще
более радикально антисоветский, чем ранее.
В первые дни после смерти Сталина вновь была озвучена (Берия) идея объединения Германии на основе
ликвидации ГДР и нейтрализации объединенного государства. Оппонировал этой точке зрения Молотов, который
считал, что первым шагом должна быть нейтрализация и ГДР, и ФРГ, а вопрос об объединении должен быть
отодвинут на более или менее отдаленный срок.
Как известно, и Молотов, и, тем более, Берия оказались вскоре вытеснены за пределы тех сфер, где
происходила выработка политической стратегии государства. Решение германского вопроса выпало на долю их
более удачливых соперников.
В 1954 г. по инициативе Хрущева в решении германской проблемы был применен более гибкий подход: для
демонстрации своей доброй воли советское правительство отделило от нее вопрос о подписании мирного
договора с Австрией и вопрос о прекращении оккупации этой страны. В обмен на это Хрущев не требовал уступок
в решении германской проблемы, а ограничился нейтральным статусом Австрии. Молотов, пытавшийся
противодействовать этим решениям, был подвергнут критике на пленуме ЦК в июле 1955 г. и был ограничен в
возможности участвовать во встрече на высшем уровне в Женеве (1955).
Ответом на инициативы Хрущева стал озвученный Великобританией «план Идена». Этот план предполагал
воссоединение Германии на основе свободных выборов в учредительное собрание, заключение договора о
безопасности между Германией и державами победителями; вопрос о нейтралитете объединенной Германии
план оставлял открытым и не предполагал, скажем, приостановки военного сотрудничества с США.
Высказаться однозначным образом о возможных последствиях реализации плана Идена, разумеется,
сложно. Абстрагируясь от существовавших конфронтационных отношений СССР и НАТО, можно предположить,
что его принятие послужило бы отправной точкой для плодотворных переговоров по германскому вопросу. Тем
не менее, в ситуации именно таких отношений, и с учетом тех уступок, которые были сделаны по Австрийскому
вопросу, руководство СССР не сочло реализацию плана Идена привлекательной перспективой. Эти предложения
рассматривались даже как провокация [См. Кремер И. С., ФРГ: этапы «восточной политики», М., 1986]. Думается,
что едва ли не главная причина неудачи переговоров в этот момент состояла в абсолютном взаимном недоверии
сторон.
Большие надежды на разрешение германской проблемы советское руководство возлагало именно на
встречу в Женеве. Эта возможность мыслилась в широком внешнеполитическом контексте идей «разрядки» и
«мирного сосуществования». Если иметь в виду приближение к этим ориентирам, то данная встреча, безусловно,
означала большой прогресс: впервые для мирного разговора на ней собрались те, кто ранее рассматривал друг
друга как потенциальных врагов, общение с которыми возможно лишь с позиции силы. В Женеве были достигнуты
и важные результаты в некоторых внешнеполитических вопросах.
Если же иметь в виду германскую проблему как таковую, то тут не только не произошло ни каких подвижек,
но, более того, возникли дополнительные обстоятельства, закрепляющие прежнее положение вещей.
Во-первых, выкристаллизовалась внешнеполитическая линия руководства ФРГ во главе с Аденауэром.
Последний был решительным противником нейтрализации и выступал за союз с США на платформе Джона Ф.
Даллеса, т. е. за активное перевооружение Германии и ее предельно тесное сотрудничество с НАТО. По сути,
Аденауэр видел решение проблемы только в военном давлении Штатов в союзе с ФРГ на СССР. В Женеве
министром иностранных дел фон Брентано была провозглашена и т.н. «доктрина Хальштейна», которая
предполагала разрыв дипломатических отношений с государствами, признающими ГДР [В соответствии с
«доктриной Хальштейна» дипломатические отношения были разорваны в 1957 г. с Югославией, в 1963 с Кубой, в
1964 — с Занзибаром. Последний случай расценивался германкой дипломатией как особый успех: год спустя
Занзибар объединился с Танганьикой; новое государство Танзания не решилось устанавливать дипломатические
отношения с ГДР, предпочтя ФРГ. См Филитов Германия: от раскола к объединению, М., 1993].
Во-вторых, именно в этот момент был сделан еще один шаг в сторону конституирования в международно-
правовом отношении раскола Германии: СССР вынужден был официально признать ФРГ, в 1955 с официальным
визитом в Москву был приглашен и сам Аденауэр.
В-третьих, партнеры СССР по переговорам не только не сделали никаких шагов в сторону учета советской
позиции, но и продемонстрировали принципиальное нежелание каких-либо компромиссов: объединение Германии
признавалось возможным только под эгидой ФРГ и без всяких дополнительных условий. Обсуждение германского
вопроса признавалось им возможным только на базе модификации «плана Идена». В противовес признанию ФРГ
Советским Союзом, Запад отказался от признания ГДР.
В этот момент, а так же в ходе событий 1956 г., по-видимому, и складываются ближайшие предпосылки
событий 1961 г.
Специальное рассмотрение событий 1956 г. в Венгрии и вокруг Суэцкого канала не входит в цели настоящей
работы. В тоже время уверенно можно констатировать связь того и другого кризиса с глобальным
противостоянием США и СССР.
Исход кризисов 1956 г. продемонстрировал, что расклад сил в мире стал заметно меняться. Советскому
руководству удалось успешно разыграть Ближневосточную карту и справиться с революционным кризисом в
Венгрии, не допустив реализации американских замыслов относительно раскола ОВД.
Проще говоря, в ситуации «на грани войны» СССР сумел действовать гораздо успешнее США, обнаружив
невысокую степень успешности их стратегии.
Под влиянием этого успеха, а так же известного авантюристического склада характера Хрущева
руководство СССР активизировало свои усилия в решении германского вопроса.
Выразилось это в озвучивании «плана Рапацкого» (1957), предполагавшего превращение Центральной
Европы в безъядерную зону и затем — отвод войск НАТО из ФРГ, а войск СССР из Восточной Европы. В 1958 г.
Хрущев так же выступает с очередной инициативой дипломатического признания Западом ГДР.
В принципе, с учетом итогов кризиса 1956 г. у этих инициативы были определенные шансы на реализацию. С
другой стороны, эти шансы уравновесила прежняя неуступчивость США и громадные успехи экономики ФРГ,
которые позволяли его руководству надеяться на то, что победа в экономическом соревновании послужит
дополнительным фактором, разрешения проблемы в их пользу. Словом, переговоры, начавшиеся в 1958 г.
вплоть до 1961 г. никаких результатов не принесли.
История берлинского кризиса и принятия решения о постройке печально знаменитой стены хорошо известна.
Разумеется, причиной этих событий был не только авантюризм руководства СССР и следовавшей в русле
советской политики ГДР. Наряду с этим имелись и объективные социально-экономические предпосылки,
подталкивавшие к решительному устранению проблемы Западного Берлина.
По оценкам западногерманских экономистов потери ГДР от вывоза материальных ценностей и валюты
через Западный Берлин составляли около 100 млрд. марок в год. Кроме того, через эту территорию шел
постоянный отток рабочей силы, который по прогнозам Госплана ГДР в 1962 г. должен был составить 185 тыс.
человек. Кроме того, существовал целый ряд экономических проблем, обусловленных различием форм
общественного устройства: благодаря государственным дотациям, потребительские цены в Восточном Берлине
были намного ниже, чем в Западном [Орлова М. И., ГДР: рождение и крах, М., 2001]. (По этому поводу в ФРГ
шутили, что можно купить пиво в Восточном Берлине, продать пустую бутылку в Западном, на вырученные деньги
вновь купить в ГДР еще одну бутылку и повторить эту операцию бесконечное количество раз) Действительно,
поток покупателей из Западного Берлина вымывал весь потребительский ассортимент из розничной сети,
создавая нехватку товаров и вынуждая вводить их нормирование.
Наиболее важным фактором развития событий был, по всей видимости, все же не экономический, а
политический. Не добившись успехов на переговорах 1958 года, Хрущев попытался заставить своих оппонентов
признавать суверенитет ГДР явочным порядком. Сам по себе этот ход не был новым: подобную отчаянную
попытку предпринимал ранее Сталин, организуя блокаду Берлина.
Эти действия Сталина оказались не удачными и, как было отмечено выше, привели к возникновению в
Европе психологической атмосферы благоприятствующей идее создания НАТО.
В условиях же провозглашенного ранее лозунга «разрядки» и «мирного сосуществования» дипломатические
последствия строительства стены оказались еще более тяжелыми для СССР.
Действия СССР на Западе были квалифицированы как свидетельство неискренности идей «разрядки» и т.
п.
В ФРГ эти события дали второе дыхание аденауэровским идеям «отбрасывания Советов»,
ремилитаризации Германии и военного давления на СССР, а так же не способствовали дипломатическому
признанию ГДР, которое, как опасались, может быть расценено как признак слабости.
Определенные подвижки были вызваны этими событиями и в ГДР, как на уровне общественного мнения,
осознавшего долговременный характер разделения, так и на уровне высшего политического руководства,
отчаявшегося в идее воссоединения.
После преодоления кризиса, т.е. после того, как была снята опасность перерастания ситуации вокруг
Берлина в конфликт более крупного масштаба, происходит своего рода консервация германского вопроса.
Суверенитет ГДР и ФРГ стал в ближайшие десять лет общепризнанным в мире фактом. Конфликтующим
сторонам стало ясно, что путем прямого военно-политического нажима на оппонента ничего добиться нельзя.
Для США и СССР эксплуатация германского вопроса стала в результате вполне второстепенным
средством реализации их внешнеполитических доктрин. (В СССР после чехословацких событий возобладала так
называемая «доктрина Брежнева» предполагавшая сохранения силами ОВД восточноевропейского статус-кво;
изменение ситуации вокруг Германии в нее явно не вписывалось).
Последующие международные кризисы, таким образом, более не приводили к обострению немецкого
вопроса. Сверхдержавы искали другие «болевые точки», через которые можно было воздействовать друг на
друга. (В Восточной Европе, в частности, объектом особенно пристального внимания США становится Польша)
Следующий эпизод, во время которого ГДР вновь оказалась в центре внимания всего мира – уже
объединение Германии.
Этот сюжет заслуживает отдельного исследования, и в силу ограниченности целей и задач данной работы не
будет здесь затрагиваться. Примечательно, тем не менее, что и этот эпизод был связан с новым —
заключительным — этапом противостояния сверхдержав, в ходе которого СССР и потерпел решающее
геополитическое поражение.
Подводя промежуточный итог, констатируем, что международные кризисы вокруг германского вопроса были
с самого начала тесно связаны с этапами развития взаимоотношения сверхдержав, вплоть до того, что
содержание этих кризисов порой напрямую задавалось более широким контекстом этого цивилизационного
противостояния.
2. Внешняя политика германских государств и ее роль в развитии немецкого вопроса
Первоначальное правовое поле, в котором должна была определяться судьба послевоенной Германии,
было задано результатами международных конференций времен антигитлеровской коалиции, и в первую
очередь, конечно же, Потсдамской конференцией.
Судьба юридических основ, заложенных в это время, оказалась незавидной. Все договоренности между
СССР и его союзниками по антигитлеровской коалиции основывались на объективной заинтересованности
сторон во взаимной поддержке в войне с общим врагом. После того как эта объективная заинтересованность
исчезла, США и атлантический блок взяли курс на пересмотр прежних соглашений, разрушая тем самым законную
базу преодоления германского вопроса.
Соответствующие черты приобрела и внешняя политика обоих германских государств. Правительство К.
Аденауэра с самого начала определило следующие три основные направления ликвидации последствий Мировой
войны: «во-первых, возрождение армии и членство в западных военных союзах, во-вторых, интеграция в
западные экономические сообщества, в-третьих, восточная политика и германский вопрос» [Конченко С. Н.,
Становление ФРГ как мирового центра силы. Авт. дис. на соиск. уч. степ. к. ист. наук, М., 1999, с. 10].
По оценке С. Н. Конченко, именно заинтересованностью Штатов в немецкой армии как ударной силе НАТО и
было обусловлено образование ими ФРГ, нарушавшее Потсдамские договоренности.
В основе идеи объединения у Аденауэра лежала концепция существования германского рейха в границах
1837 г., а так же отсутствие мирного договора союзников со всей Германией как это предусматривалось
Потсдамской конференцией. Поэтому вплоть до 1970 года руководство ФРГ не признавало международную
правосубъектность ГДР, границы с Польшей и ЧССР, а так же принадлежность СССР бывшей Восточной
Пруссии. Доктрина Хальштейна предписывала разрывать дипломатические отношения с теми государствами,
которые признают ГДР в качестве субъекта международного права.
«Все эти аспекты не полностью исчезли и после подписания т.н. «восточных договоров» с
социалистическими странами и продолжали действовать с разной степенью интенсивности вплоть до
объединения страны. Важной составляющей восточной политики является государственная поддержка
«восточных землячеств» , объединенных в «Союз изгнанных». По специально принятому закону статус изгнанных
передавался по наследству. Союз открыто с одобрения властей, выдвигал территориальные претензии к
соседним государствам, откуда по окончании войны было переселено немецкое население и выступал с
откровенно реваншистских позиций» [Конченко С. Н., Становление ФРГ как мирового центра силы. Авт. дис. на
соиск. уч. степ. к. ист. наук, М., 1999, с. 11].
Реальная политика ФРГ в аденауэровский период проявилась в поиске выгодных коалиций,
маневрированию среди интересов стран Запада, в частности, Франции и США по вопросу европейского
строительства и безопасности на континенте, но сохранялась объективно едва ли не на первом месте и позиция
силового давления на Восточный блок как в составе НАТО, так и самостоятельно в виде положений конституции,
внешнеполитических и военных доктрин, требований прав не «утраченную родину».
В аденауэровское время сформировались и основные мотивы в идеологическом обосновании немецкими
политологами соответствующей внешней политики.
На первом месте в этой области — Б. Мейсснер, Г-П. Шварц, Г. Веттиг.
По мнению Мейсснера и Веттига, вина в холодной войне лежит полностью на СССР; США, напротив, к
началу этой войны непричастны. Политика «разрядки» — камуфляж, цель СССР — экспорт революции.
Совершенно очевидно, что эти суждения по меньшей мере однобоки. Авторы игнорируют целый ряд
банальных фактов, таких, как прекращение политики «экспорта революции» еще в конце 30-х (явным признаком
этого стало заигрывание Сталина с антикоминтерновским пактом, а позже — в 1943 г. — и роспуск Коминтерна),
диспаритет военной мощи в пользу США и как следствие — принципиальная невозможность экспансии СССР в
Европе (особенно ярко этот диспаритет был виден в ядерной области, но присутствовал и в области обычных
вооружений), явное наличие инициативы в развязывании холодной войны со стороны США и т. п.
Тем не менее, именно эти суждения задавали тон в общественных настроениях аденауэровской эпохи,
использовались в пропаганде, а их авторы (особенно Мейсснер) участвовали в выработке Восточной политики
ФРГ.
Если Мейсснер и Веттиг были заняты критикой СССР, то другие авторы, например, Шварц
специализировались на проблемах восточной политики. (пердыдущие авторы — на критике СССР). Шварц
настороженно относится к европейской интеграции: необходимо следовать в русле штатовской политики, в
противном случае, возможен американо-советский сговор за счет Германии. В восточном вопросе приемлема
только аденауэровская политика давления на СССР и «отбрасывания Советов».
Методологическую основу подобных рассуждений политологов задавали позже воспоминания самого
Аденауэра (изданы в 1976 г.). Новейшая история в его представлениях — борьба двух диаметрально
противоположных сил абсолютного добра в лице демократического, свободного, цивилизованного, христианского
Запада и абсолютного зла в лице тоталитарного, тираниического, варварского и атеистического Востока (СССР).
Избрание К. Аденауэра канцлером ФРГ надолго определило направление внешней политики, именно она и
стала главным ориентиров в действиях западногерманского правительства.
На подчиненную роль экономических факторов внешнеполитическим установкам Аденауэра указывают
практически все авторы. «Торговые отношения с СССР рассматривались им сквозь призму «восточной
политики», главная цель которой заключалась в сдерживании и отбрасывании Советов, а потому и развивались
слабо, без поддержки правительства, более того, вопреки ему.
Политологи, наподобие Мейсснера, участвовавшие в выработке восточной политики, разумеется, считали
этот подход единственно возможным. парламентская оппозиция (социал-демократы) критиковала их.
Замена Аденауэра Л. Эрхардом на посту федерального канцлера привела к тому, что восточно-
экономической политике Бонна появились новые акценты. Новый глава МИДа Г. Шредер, заменивший на этом
посту крайне жесткого фон Брентано, начал так называемую «политику движения».
Эта политика состояла в поисках дифференцированного подхода к соцстранам и «наведению мостов» в
отношениях с Польшей и Венгрией.
Подписание торговых соглашений с ПНР и ВНР, создание в них торговых миссий без дипломатических
отношений не означало перелома в политическом сознании консервативной элиты и «не вело на практике к отказу
от старого курса».
Другая сторона этой политики состояла именно в попытке изолировать ГДР в международной
экономической и политической жизни. Вообще же, «наведение мостов» и «дифференцированный подход» к
странам ОВД были идеями, выработанными Л. Джонсоном и американскими аналитиками, в первую очередь
Бжезинским, главный смысл этих идей состоял в возможности расколоть социалистический лагерь.
Уже значительно позже эта стратегия даст свои результаты в Польше в виде экономического кризиса
начала 80-х, вызванного полной зависимостью от западных кредитов и политического кризиса, вызванного
деятельностью «Солидарности» и беспомощностью руководства ПОРП. Строительство Берлинской стены и
начатая партийной верхушкой ГДР изоляционистская политика «отграничения» от ФРГ сделают на долгое время
невозможной такую стратегию в отношении Восточной Германии.
В целом, восточная политика Эрхарда оказалась проигрышной для ФРГ. В то время, как остальные страны
Западной Европы стали активно осваивать восточноевропейские рынки, ФРГ оказалась ограниченной в своих
возможностях экономической экспансии из-за диктата аденауэровской восточной политике в вопросах развития
экономических связей.
В Германии и за ее пределами Эрхард справедливо считается одним из авторов немецкого экономического
чуда. Тем не менее, современные немецкие исследователи склонны считать его «неудачливым канцлером», а
период его правления «затянувшейся агонией аденауэровской эры» [Ференбах О. Крах и возрождение Германии.
М., 2001]. Действительно, в конкуренции с партнерами по ЕЭС ФРГ в это время явно проигрывает.
Настоящие перемены в восточной политике начались уже во время пребывания у власти коалиции Кизингер-
Брандт (с 1966 г.), и особенно во время канцлерства самого Брандта (1969 г.).
Внешенполитическая концепция В. Брандта в этот период нашла наиболее полное выражение в докладе
«Наша политическая линия на 70-е гг». «С ответственными деятелями ГДР, — говорил В. Брандт, – мы едины в
том, что с немецкой земли не должна больше исходить новая война … У кого пред глазами разумная цель,
состоящая в том, чтобы сделать возможным тесное сотрудничество также и между государствами с различным
общественным строем, тот должен исходить из существующего положения» [Цит. по Кремер И. С., ФРГ: этапы
«восточной политики». М., 1986, с. 126]. Политики в ФРГ и, в первую очередь, сам Брандт [Брандт В.,
Воспоминания. М, 1991]. расценивали новое отношение к ГДР едва ли не как революцию в дипломатических
делах.
Действительно, в правление В. Брандта происходит нормализация отношений ФРГ с СССР ГДР и
социалистическим лагерем в целом. Именно на его время приходится взаимное дипломатическое признание
Западной и Восточной Германии. В это же время ФРГ становится одним из главных торговых партнеров СССР.
Тем не менее, с точки зрения тенденций развития германского вопроса прогресса в сравнении с прежними
временами по сути дела не было. Окончательно конституировался раскол Германии, любое обсуждение вопроса
о воссоединении стало невозможным. Результаты Берлинского кризиса, закончившегося возведением Стены de
facto были признаны руководством ФРГ вполне приемлемыми.
Не стоит преувеличивать и степень прочности нормальных отношений, установленных Брандтом с СССР и
восточноевропейскими странами. Уже во времена администрации Рейгана Германия примет самое деятельное
участие в экономической войне против СССР. (По сути дела, Германия окажется единственным европейским
государством, которое в ущерб собственным экономическим интересам будет участвовать вместе с США в
срыве поставок материалов и технологий для строительства трубопровода Уренгой-Помары-Ужгород.
Долгосрочные последствия этой экономической диверсии дорого обошлись СССР, лишив его в момент пика
противостояния с США и гонки вооружений необходимых валютных резервов) [Об этом см. Шубин А. В., От
«застоя» к реформам: СССР в 1917 – 1985 гг., М., 2001]. Огромную роль сыграет Германия и в эскалации
политического и экономического кризиса в ПНР. Еще позднее ФРГ при попустительстве советского руководства
будет вести откровенно враждебную политику, признавая самопровозглашенный суверенитет республик
Прибалтики, не признанный СССР. Аналогичными были действия ФРГ уже после воссоединения Германии и
распада ОВД: Германия была первым государством, признавшим независимость Словении, что послужило
толчком к распаду Югославии; позже, как известно Германия стала деятельнейшим участником агрессии США
против этой страны.
Иными словами, сущностной трансформации восточной политики ФРГ не произошло. Действия Брандта
можно квалифицировать как увеличение степени политического прагматизма в результате кризиса и
строительства Берлинской стены.
Отличие политической ситуации в ФРГ и ГДР состоит в следующем. В ФРГ быстро формируется
относительно стабильная политическая элита, способная сравнительно самостоятельно формулировать
ориентиры собственной политики. Понятно, что тот же Аденауэр следовал, особенно во внешней политике сугубо
проамериканским курсом, и все же целью такого образа действий с самого начала он объявил приобретение
Германией самостоятельности и превращение ее в европейского лидера. Долгосрочные последствия этого курса
мы наблюдаем уже в наше время, когда ФРГ пытается выступать против единоличной гегемонии США в
вопросах того же иракского кризиса, а руководство ФРГ всерьез говорит едва ли не об объединении с Францией
— государством, которое еще с 60-х гг. находится в самой последовательной оппозиции к США в Европе.
Подобной политической элиты в ГДР не было с самого начала. На то были свои объективные причины.
Инерция военного времени в массовом сознании и Восточной Германии, и СССР по понятным причинам не
могла быть быстро изжита. Оккупационные войска СССР воспринимались немцами как явная угроза их
спокойному существованию, а советскому командованию стоило большого труда предотвращать агрессивные
эксцессы по отношению к мирным жителям: «немало наших военнослужащих, оказавшихся на германской
территории, считало, что им здесь как победителям все позволено, в том числе и бесчинства по отношению к
мирному населению» [Семиряга М. И., Как мы управляли Германией, М., 1995, с. 50].
Власть СЕПГ формировалась в итоге во многом как результат внешнего воздействия оккупационных
властей на обстановку в Германии. (Это, разумеется, не отменяет факта самостоятельных усилий СЕПГ по
завоеванию массовой поддержки и консолидации в едином блоке прочих политических партий) К тому же,
становление власти СЕПГ происходило в условиях, когда сталинская дипломатия стремилась добиться
объединения Германии и ее нейтрализации. Такой исход, конечно же, означал бы невозможность
социалистического строя в Германии. Как это ни парадоксально звучит, руководство СЕПГ было сковано в
Сталиным даже в проведении в жизнь социалистических инициатив. Так, в беседах с Ульбрихтом Сталин
настаивал на том, чтобы тот стремился не к установлению диктатуры пролетариата, а к превращению единой
Германии в парламентскую республику [Об этом см. Родович Ю.].
Тем более, никакой самостоятельности не могло быть во внешней политике ГДР, которая до определенного
времени могла в любой момент стать разменной картой в реализации планов «разрядки» и т. п.
Самостоятельным участником процесса, который привел к Берлинскому кризису ГДР не была. И как раз это
событие и оказало решающее воздействие на историю Восточной Германии.
События 13 августа 1961 года вынудили руководство СССР окончательно конституировать ГДР как
суверенное государство, которому предстоит в качестве такового просуществовать неопределенно долгое
время. В 1963 году на съезде СЕПГ были приняты устав и программа партии, отражающие новое положение дел.
Несколько раньше (в 1962 г.) ГДР обзавелась собственной армией, сформированной на основе всеобщей
воинской повинности.
Курс, который взяло после кризиса 1961 г. правительство Ульбрихта, получил название политики
«отграничения». Хорошо иллюстрирует смысл этой политики статьи в «Нойес Дойчланд»: «Надо отгородиться от
всего того, что вредно и проникает в нашу страну, от наркомании и идеологических извращений, от гашиша и
героина, от реакции и социал-демократизма… Да, мы сознательно воздвигаем рубеж между собой и пропастью,
между собой и чумой, между жизнью и смертью» [Цит. по Филитов А. М., Германский вопрос: от раскола к
объединению, М., 1993, с. 199]. Настроение, которое возобладало в партийной элите и стало пропагандироваться
в средствах массовой информации было сродни тому, с которым мы сталкивались в рассуждениях Аденауэра и
консервативных политологов ФРГ: мир поделен на две полярные стороны: абсолютное зло капитализма и
абсолютное благо социализма.
Это настроение закрепилось и в политических реалиях ГДР. Так, государственный секретариат по
общегерманским делам был 2 февраля 1967 г. переименован в государственный секретариат по
западногерманским делам, а 7 июля 1971 г. упразднен вовсе. «Суть эволюции все та же. Вначале имелось в виду
создать орган, регулирующий процесс некоего сближения с ФРГ, затем — орган, который бы облегчил
установление просто добрососедских отношений, хотя и отличающихся от обычных межгосударственных,
которыми занимался МИД. И наконец определился явный курс на то, чтобы строить эти отношения на той же
основе, что и с любым другим зарубежным государством» [Там же]. Даже из конституции, законодательных актов
и названий официальных органов были изгнаны слова «Германия», «германский» и заменены на «ГДР» и
эпитеты, указывающие на принадлежность именно ГДР.
Не смотря на дипломатическую и экономическую блокаду со стороны Запада, ГДР при поддержке СЭВ
начинает успешно развивать крупную промышленность. Вплоть до конца 60-х гг. в этой области ГДР делает
неплохие успехи, впрочем, перемежающиеся периодическими кризисами.
Начавшаяся с приходом к власти в ФРГ В. Брандта нормализация отношений двух немецких государств
практически совпала по времени со сменой поколений политиков в ГДР (в 1971 г. Ульбрихта сменил Хонекер).
Институализация международного суверенитета ГДР de facto завершившаяся в ходе кризиса 1961 г., de jure
произошла в начале 70-х. Вслед за ней (7-й съезд СЕПГ в 1971г.) последовали реформы, фактически
ликвидировавшие частное предпринимательство в ГДР (сохранение его стало ненужным в связи
неосуществимостью интеграции двух государств; многопартийная система, впрочем, сохранилась как инструмент
эффективного согласования общественного мнения и государственной политики). Реформы начала 70-х уже к
началу 80-х завели экономику ГДР в тупик. В условиях, когда помощь от СССР ожидать не приходилось,
правительство Хонекера стало интенсивно брать кредиты на Западе, постепенно попадая в зависимость,
аналогичную зависимости Польши в начале 80-х. Результатом этого и стали события 1989 г., когда политика СЕПГ
обанкротилась и партия выпустила контроль за ситуацией из своих рук.
В самом общем виде связь этой событийной цепи с берлинским кризисом 1961 г. состоит в том, что именно с
него начинается отсчет социального эксперимента, завершившегося в 1989 г. Именно с этого времени в ГДР
начинается строительство внешней политики и особой модели социализма, ориентированной на длительное
сосуществование с капиталистическим миром, без оглядки на гипотетическую возможность взаимной интеграции.
Предпосылки объединения внутри самой ГДР были тем более благоприятны, что и по образу жизни и стилю
мышления, и по политической системе (многопартийность) ГДР стояла к ФРГ и вообще Западному миру куда
ближе, чем все прочие социалистические страны [Парадоксальность сочетания этих сторон жизни ГДР с
попытками Штази установить тотальный контроль за жизнью общества отмечают многие авторы. См. напр.,
Вольф М. По собственному заданию: признания и раздумья. М., 1992].
Сама по себе проблема воссоединения Германии, впрочем, находится за пределами предмета настоящей
работы: Объединение Германии было бы невозможным без активного участия советского руководства в этом
процессе, а мотивы, определявшие политическую деятельность М. С. Горбачева, явно не относятся к числу
последствий строительства Берлинской стены.
Заключение
Подведем итоги, полученные в ходе решения поставленных выше задач.
В германском вопросе США (а позже и ФРГ как главный их союзник на европейском материке)
придерживаются на протяжении всего послевоенного периода единой, мало менявшейся линии. Политика США и
ФРГ была нацелена на интеграцию единой Германии в экономическое и геополитическое пространство Запада,
где лидирующая роль принадлежит США. Эта интеграция была приоритетной целью даже в сравнении с целью
воссоединения Германии. Во всяком случае, долгосрочное существование сепаратного немецкого государства
на Востоке признавалось ими приемлемым при условии интеграции другой половины Германии в систему союзов
во главе с США. Главным мотивом германской политики было именно включение Германии в НАТО и ее
ремилитаризация: это позволяло усилить военное давление на СССР, которое было главным инструментом
американской политики с времени правления Трумэна и вплоть до Рейгана. Изменения как политики США, так и
политики ФРГ в «восточном вопросе» имели сугубо тактический характер.
Первоначальная стратегия СССР предполагала воссоединение Германии при гарантиях ее нейтрального
статуса. Это позволило бы отодвинуть границы атлантического блока далеко на Запад и сократить возможности
давления США на СССР, т. е. способствовало бы более успешной реализации СССР своих стратегий
противоборства с США. Окончательное оформление эти идеи нашли в политике «разрядки». После провала этой
политики в результате Берлинского кризиса 1961 г. советское руководство оказалось не в состоянии разработать
собственно германскую политику и растворило ее в предельно широком контексте противодействия НАТО.
Кризисные ситуации в германском вопросе были обусловлены в первую очередь противостоянием США и
СССР. Особенно ярко это проявилось в явной корреляции мировых кризисов 50 – 60-х годов с событиями вокруг
германского вопроса. Кульминационный характер Берлинского кризиса 1961 г. на общем фоне этих событий
проявился в том, что вследствие него разрушилась прежняя стратегия СССР в германском вопросе, а США и
ФРГ вынуждены были искать новые тактические ходы в этой области.
Становление внешнеполитических линий руководства ФРГ и ГДР происходило в различных условиях.
Начиная с Аденауэра, западногерманские лидеры стремились к приобретению действительной
независимости во внешнеполитических делах. В качестве инструмента реализации этой цели использовался союз
с США, который позволил бы воссоединить Германию на основе безоговорочного принятия требований ФРГ и
ликвидировать всех возможных соперников на Востоке. Как показали события конца 80-х – 90-х гг., эти цели были
в полной мере достигнуты. В настоящее время мы начинаем наблюдать долгосрочные результаты достижения
этих целей: Германия постепенно становится по-настоящему самостоятельным субъектом мировой политики и
пытается оспаривать американское лидерство в Европе и НАТО.
Политическая линия руководства ГДР была от начала и до конца подконтрольны Советскому Союзу.
Действия ГДР в международной политике имели ситуативный характер, т.е. были ответами на инициативы
исходившие извне. О стратегии ГДР в разрешении германского вопроса в этих условиях не приходится. С
некоторыми оговорками можно констатировать, что политика ГДР не была в числе первостепенных причин
кризиса 1961 г. (К строительству стены в тесном смысле этого слова Хрущева подталкивали во многом именно
соображения руководства ГДР; в то же время, сама инициатива эскалации берлинского кризиса исходила от
СССР) Соответственно, на внешнюю политику ГДР строительство Берлинской стены повлияло в основном
опосредованно, через изменение советской политики Советского Союза. Словом, если ФРГ являлась одним из
субъектов разрешения германского вопроса, то ГДР — в первую очередь объектом.
Кульминационный характер берлинского кризиса выразился в том, что именно он законсервировал не
несколько десятилетий германский вопрос в самом болезненном для Европы и немецкого народа варианте.
Причины строительства Берлинской стены лежат в сложном комплексе противоречий мировой политики, ядром
которых было противостояние СССР и США. Главным его последствием на этапе объединения Германии
является то, что в 1989 произошло возвращение к немецкому вопросу в его «первозданном» варианте
альтернативных стратегий конца 40-х годов, нацеленных на стабилизацию (СССР) или же ревизию (США) еще
Потсдамских соглашений.
Долгосрочные же последствия событий 1961 года предстоит оценивать будущим поколениям.
Библиографический список
1. 140 бесед с Молотовым. (сост. Ф Чуев), М., 1994.
2. Боффа Дж., История Советского Союза. М., 1990.
3. Брандт В., Воспоминания, М., 1991.
4. Вольф М., По собственному заданию: признания и раздумья, М., 1992.
5. Конченко С. Н., Становление ФРГ как мирового центра силы. Авт. дис. на соиск. уч. степ. к. ист. наук, М.,
1999.
6. Кремер И. С., ФРГ: этапы «восточной политики», М., 1986.
7. Орлова М. И., ГДР: рождение и крах, М., 2001.
8. Павлов В. С., Общественно-политическая и историческая мысль ФРГ о проблемах внутренней и внешней
политики страны. Авт. дис. на соиск. уч. степ. д. ист. наук. Нижний Новгород, 1996.
9. Родович Ю. В., Германская проблема в 1945 – 1955 гг. и позиция СССР: концепция и историческая
практика, Тула, 1997.
10. Семиряга М.И. Как мы управляли Германией. М., 1995.
11. Ференбах О., Крах и возрождение Германии, М., 2001.
12. Филитов А. М., Холодная война: историографические дискуссии на Западе, М., 1991.
13. Филлитов, Германия: от раскола к объединению, М., 1993.
14. Шубин А. В., От «застоя» к реформам: СССР в 1917 – 1985 гг., М., 2001.
|